Женщина с Марса. Искусство жить собой - Ольга Нечаева

Когда реальность не совпадает с желаемым, мы вынуждены проблему как-то решать. Обозвать реальность неправильной. Обозвать себя неправильным. Изменить реальность. Изменить себя. Или сделать и то и другое. Мы вынуждены пробираться к выходу, задаваться вопросами и искать на них ответы. Не потому, что ответы есть. А ради того, что происходит с нами в процессе поиска. Ради того, как этот процесс меняет нас.

Я мало утешаю детей. Я сижу рядом, когда у них кризис, и говорю: все так. Вот такая вот оказия. Без «Тебе просто надо», «Да они все дураки, наплюй». Я рассказываю, что мир сложный. Я показываю, какие вопросы можно задать. И оставляю их вылупляться в поиске собственных ответов.

Мы влияем всегда, хотим мы этого или нет. Мы влияем, когда влезаем и когда не влезаем, когда активно участвуем или когда не обращаем внимания. Дети все равно, так или иначе, растут «об нас».

Когда ребенок тянет за хвост кошку и мы объясняем ему, почему так лучше не делать, мы влияем. Когда ребенок увидел какую-то муть по телевизору и пришел к нам с вопросом, то, показывая ему разницу между мутью и искусством, мы влияем. То есть, если мы выбираем не воздействовать на его решение относительно будущей профессии или не контролировать его времяпровождение с гаджетами, мы просто делаем выбор влиять отстранением – в надежде на развитие его собственных сил и ответственности. И это вполне осознанное влияние. Кто-то предпочитает платить детям за помощь по дому, надеясь этим развить правильное отношение к деньгам. Я предпочитаю не платить детям за дела по хозяйству, стремясь развить правильное отношение к «семейному долгу». Но это всего лишь наши разные картины мира и основанные на них разные задачи и способы влияния, и каждый, хочется надеяться, живет в согласии с собой, совершая этот выбор, и это правильно.

Что же такое «влиять на ребенка»? Когда мы говорим: «Мне не нравится, что ты общаешься с Мариной, она плохо на тебя влияет», «Мне кажется, новая школа очень хорошо влияет на него», – мы имеем в виду, что данный человек или обстоятельства приводят к внутренним изменениям. Влияние – это слова, действия, поступки, которые действуют так, что ребенок меняется внутри.

Основное отличие влияния от принуждения заключается в том, что принуждение подразумевает ту или иную форму насилия, а влияние – создание возможности для добровольных изменений. Ребенок тянется за родителем, который для него авторитет.

Для маленького ребенка родитель изначально авторитет по умолчанию, просто вследствие положения мамы и папы. Это как аванс доверия, выданный нам природой и помогающий нам и детям справляться с жизнью.

Но вот наступают первые кризисы, и родительский авторитет начинает шататься с первым «неть!». И часто интуитивной реакцией страха является желание немедленно вернуть этот авторитет на положенное ему место. Собственно, вся тема про «старших надо (надо!) уважать» – это паника, вызванная потерей авторитета, и попытка сохранить его насилием. Самое смешное, что насилие разрушает именно авторитет, заменяя его авторитарной властью. Но ребенок продолжает расти, и этой власти требуются все более жесткие меры, все больше манипуляций, запугивания, унижения и насилия, чтобы власть удержать.

Если авторитет потерян, влиять невозможно, остается только принуждать и контролировать.

Принуждение же, как любое насилие, естественно вызывает изменения, но какие? Во-первых, внутренний бунт. Во-вторых, потерю доверия. В-третьих, исчезает внутренняя мотивация. Говоря грубо, вам просто больше не верят. Смиряются, вынуждены послушаться, но – не верят.

Выходит, что, если мы надеемся, что в ребенке вызреют важные для нас изменения, вызреют изнутри, став личными ценностями и убеждениями, мы должны уметь влиять.

То есть оставаться авторитетом.

То есть обладать качествами, знаниями, умениями, способностями, значимыми для ребенка. А для ребенка не очень значимо, что у нас ученая степень по математике или Audi последней модели. Для него важно: безопасно ли с нами? Можно ли довериться нам, расплакаться при нас, сорваться при нас, ошибиться при нас – и чувствовать себя в безопасности? Для него существенно, уверены ли мы в себе. Крепко ли и спокойно ли с нами рядом. Справляемся ли мы с жизнью, любим ли ее. Можем ли мы справиться, когда у него помялась бумажная ракета или по математике двойка. Причем не факт, что мы должны быть спецами по склейке ракет или иметь связи с директором школы. А то, что мы умеем справляться со стрессами и кризисами и можем показать ему как.

И чем больше родитель – истинный лидер, а не облеченный властью тиран, чем чаще он идет на шаг впереди, чем увереннее и спокойнее прокладывает дорогу, тем естественнее и спокойнее ребенку идти за ним, тем сильнее авторитет, тем меньше нужно принуждать, тем естественнее влиять.

А можно ли совсем без принуждения? Нельзя. Так или иначе, будут ситуации, когда в машине нужно пристегнуться и времени на «влияние» нет, всех заклинило на оси. Когда мы решаем применить силу, рявкнуть, заставить – мы запускаем отрицательный посыл, и ребенок его запомнит вместе со страхом. В каких ситуациях мы готовы заплатить эту цену, принять на себя гнев и отвержение ребенка?

Я выбираю свои битвы. Пусть «мама ужасно ругалась, и мне было страшно и плохо» будет тогда, когда ребенок решил помучить кота или отомстить сестре, а не когда он написал в штаны или случайно разбил чашку. Если мне придется настоять и заставить, то пусть я буду делать это в чем-то значимом, а не в доедании супа. Я не вижу большого вреда в принуждении «убери за собой тарелку», «слезь со стола», если при этом в значимых вещах – во что верить, что любить, чем интересоваться, о чем мечтать, к чему стремиться, чем увлекаться, как чувствовать – нет насилия.

«Ребенку надо прививать…» Культуру, хорошие привычки, любовь к труду и чтению, уважение к старшим и социально приемлемые модели поведения.

Вообще термин «прививать» употребляют или в медицине, говоря о введении в организм ослабленного возбудителя инфекции с целью вызвать сопротивление, или о растениях, которым прививают черенки другого растения с целью получить гибрид. Если честно, ни тот ни другой образ не вызывают у меня энтузиазма, а так как язык определяет сознание, я, пожалуй, воздержусь от употребления этого слова и постараюсь дать иное определение. Есть масса примеров, когда ребенку «прививали» любовь к музыке, а он ее ненавидит, и есть – когда прививали и любит, и есть – когда не прививали, а он любит, или не прививали и он не любит. Это говорит только о том, что любовь или нелюбовь рождается не в результате прививания, а вследствие чего-то совсем другого.

Так вот, про «привить любовь к чтению». Прежде всего сама идея прививания любви абсурдна. Попробуйте пойти и привить себе любовь к администратору управляющей компании ТСЖ. Ну там, в игровой форме, на наглядных пособиях, два часа в день, и звездочки себе клеить за успех. Любовь рождается в свободе выбора сердца, в безопасности чувствовать, в праве пробовать.