Гомо Сапиенс. Человек разумный - Юрий Чирков

И эти тонкие вопросы (союз Искусств и Памяти) не обошли исследователи из Отдела проблем памяти. Они установили, что при эмоционально положительных состояниях, когда содержание серотонина в мозге повышено, общий уровень возбуждения центральной нервной системы низок. И, напротив, при эмоциях отрицательных (много адреналина) он высок.

Предварительные ощущения тут таковы. Видимо, положительные эмоции (преобладание в мозгу серотонина) благотворны для творчества: пластичность мозга повышена, система становится гибкой, легко перестраиваемой, открытой для новых впечатлений. Не тут ли разгадка того, что положительные эмоциогенные зоны представлены в нашем мозгу значительно более широко, чем отрицательные?

Отрицательные же эмоции (и их действующее начало – норадреналин) делают нервную систему более жесткой, но зато способной к решительным действиям (ведь, скажем, крыса под током должна быстро найти спасительную полку!).

Художники и деятели. В жизни современного человека эти две грани часто образуют хитрый узор: человек должен поочередно становиться то творцом, то решительным и деятельным работником. Кто знает, возможно, придет день, когда в аптеках – конечно, строго индивидуально, по рецептам врачей, а то и психологов, после тщательного биохимического обследования – появятся таблетки памяти, пилюли творчества, снадобья активности!

Сейчас это звучит фантастикой, но завтра может стать обыденностью. Порукой тому стали интересные работы ученых Пущинского научного центра.

В 1836 году в Монпелье (Франция) на заседании местного медицинского общества выступил мало кому известный сельский врач Марк Дакс (1771–1837). То, что он говорил, было, в общем, известно. Еще древние греки сообщали о случаях внезапной утраты отдельными людьми способности связно говорить. Но Дакс утверждал большее: полагал, что эта потеря речи – афазия – развивается только при поражениях левого полушария мозга. Таким образом, резюмировал он, речью ведает исключительно левое полушарие.

Это заявление, однако, большого успеха не имело. И вскоре было забыто. Сам Дакс через год умер, не подозревая, что им фактически открыта новая эра в изучении мозга и что через полтора столетия споры о неравноценности полушарий мозга разгорятся с невиданной силой.

Считается, что природа и неживая (вспомним про изящество кристаллических решеток), и живая (геометрия пчелиных сот, веер лепестков ромашки) обожает симметрию. Кажется симметричным и план строения человеческого тела. Однако на деле мы асимметричны.

Правая рука обычно массивнее, длиннее, ловчее, точнее в движениях, чем левая (зато левая рука всегда, но особенно весной и осенью, немного теплее, чем правая). И правая половина грудной клетки шире левой. У каждого из нас есть ведущий глаз, ведущая нога. Ассимметричен – хоть голова-то у нас и одна! – даже наш мозг.

Защищенный броней черепа, несколькими оболочками и амортизирующим слоем жидкости, головной мозг – этот покрытый складками сгусток розовато-серого вещества размером с небольшую дыню – состоит из двух на вид внешне вполне симметричных половин. Увы, при более внимательном рассмотрении выясняется: симметрия мозга «подпорчена». Правое полушарие немного превосходит левое по массе (граммов на пять), по количеству поперечных извилин (две-три против одной), зато серого вещества больше в левом полушарии. Оно же отличается от правого большей частотой и меньшей амплитудой альфа-ритма (основной ритм на электроэнцефалограмме). А еще более глубокое проникновение в суть деятельности мозга быстро делает взгляды о симметрии, казалось бы, просто неверными.

Здесь нам опять придется вспомнить некоторые факты истории науки. Перенесемся в Париж середины XIX века, в больницу, где работает врач-анатом Брока. Он занят сейчас удивительным больным, который лишился дара речи и, что бы его ни спросили, в ответ произносит только странные слова: тан-тан-тан. За это больные и потом врачи прозвали его господин Тан-Тан.

Внезапно господин Тан-Тан умирает. Брока вскрывает его мозг и видит: в задней части нижней лобной извилины левого полушария большое размягчение. Это следы кровоизлияния, разрушившего эту часть мозга. «Не тут ли расположен центр речи? – осеняет Брока догадка. – Но нет, повременим, не будем спешить с выводами, поищем новых доказательств».

И врачу повезло: у него теперь новый пациент – господин Лелонг, старик 84 лет от роду. Старец многое понимает, но сам в состоянии произносить лишь какие-то нечленораздельные звуки.

Лелонг скончался. Брока торопится обследовать его мозг. и удача! Как и у господина Тан-Тана, у Лелонга размягчение мозга оказывается расположенным в том же самом месте. Открытие сделано. Одна из областей мозга получает название «центр Брока». Не тут ли, в самом деле, локализована у человека речь?

Не только Брока, и другие медики подмечали аналогичные факты. Различные поражения левого полушария мозга часто приводили к расстройствам речи, в то время как при схожих поражениях правой половины мозга речь никак не страдала. Все эти наблюдения подытожил, систематизировал английский невролог Джон Джексон (1835–1911). В 1861 году он сформулировал концепцию о ведущей роли левого полушария в осуществлении речевых функций.

Вначале и вовсе полагали, будто вся интеллектуальная деятельность мозга – речь, письмо, чтение, счет – связана целиком с его левой половиной. Правое же полушарие выглядело аппендиксом: «немое», «безграмотное», обреченное, казалось, на второстепенные роли, оно выглядело загадочным придатком к «доминантному» левому полушарию.