Колдунья - Филиппа Грегори

На двенадцать дней она погрузилась в безбрежную реку мрака и полного смятения. Никогда еще она так не нуждалась в спокойной уверенности матушки Хильдебранды. Никогда не испытывала такой потребности в размеренной монастырской жизни. Двенадцать дней Элис бродила по замку как призрак, а при звуках хлопнувшей двери и веселого свиста Хьюго ее охватывал трепет, словно от лихорадки.

Однажды, когда она стояла у ворот замка, он верхом возвращался с охоты, без шляпы, которую, должно быть, сдуло ветром на болотах; лицо его так и сияло. Увидев девушку, он спрыгнул с лошади и швырнул поводья одному из слуг.

— Я привез тебе великолепный обед, Элис, — радостно сообщил он. — Завалил дикого кабана! Его нафаршируют, а голову принесут и положат к твоим ногам. Ты будешь есть вкусное мясо с темным соусом и хрустеть поджаристой корочкой, моя Элис.

Девушка судорожно сжала корзинку и, едва дыша, ответила:

— У меня сейчас пост. Сегодня день памяти апостола Андрея Первозванного, милорд. В этот день я не ем мяса.

Он беззаботно рассмеялся, словно для него все это не имело никакого значения.

— Какая чушь! Ах, Элис, Элис, да забудь ты про эти старые глупые байки, в них давно уже никто не верит. Захотелось рыбы — ешь рыбу. Проголодалась — ешь мясо. Целый день я мотался в седле, гонялся за кабаном, а ты нос воротишь и отказываешься со мной отобедать. У Элис задрожали руки; она еще сильней вцепилась в корзинку.

— Вы должны простить меня, — начала она. — Я…

Вдруг позади раздался громкий предупреждающий крик, в узкие ворота въехала повозка. Хьюго подался вперед и ладонями схватил Элис за голову. Девушка отшатнулась, прижалась к стене и почувствовала, как на нее навалилось его горячее тело. Корсаж служил ей панцирем, остроконечный капюшон — шлемом. Но и сквозь одежду она ощутила жар Хьюго. Его чистое белье пахло свежестью, смешанной с острым запахом пота. Коленом он прижался к ее ногам, его раздувшийся гульфик уперся ей в бедра так откровенно, будто поблизости никого не было и оба были совсем без одежды.

— Разве тебе не хочется попробовать, Элис? — прошептал Хьюго ей на ухо. — Разве ты не мечтаешь узнать, каково это на вкус? Запретный и сладкий плод. Неужели я не могу, Элис, неужели не могу показать тебе, как приятно нарушать запреты? Нарушить запрет и получить удовольствие, ну же, пока ты молода, желанна и горяча.

Стоя в тени створки ворот, повернув к нему лицо, чувствуя, как его тепло обволакивает ее с головы до ног, слыша в ухе столь соблазнительный мужской голос, Элис закрыла глаза и ощутила неодолимое желание.

Легко, как язычок свечного пламени, губы его прикоснулись к ее раскрытым губам. Затем он слегка отпрянул и взглянул смеющимися темными глазами на ее застывшее лицо.

— Ночами я сплю один, — тихо сказал Хьюго. — Тебе известно, где моя комната: в круглой башне, над покоями отца. Вечерком, Элис, когда уйдешь от отца, не беги вниз — что тебе делать с этими дурами, — а поднимайся ко мне. Слышишь, поднимайся — и получишь больше, чем поцелуй у ворот, о, гораздо больше… о таком ты и не мечтала.

Элис открыла затуманенные страстью глаза. Молодой лорд смотрел на нее и улыбался искушающей, беспечной улыбкой.

— Придешь сегодня? — спросил он. — Я затоплю камин, согрею вина и буду ждать тебя, идет?

— Да, — согласилась Элис.

Он удовлетворенно кивнул, словно они заключили наконец приятную и выгодную сделку, повернулся и был таков.

В тот вечер Элис ела мясо дикого кабана, когда его подали на стол дамам. Хьюго все оглядывался на них, и она видела его загадочную улыбку. Она поняла, что пропала, что теперь его не остановит ничто: ни травы, ни предостережение старого лорда.

— Элис, ты какая-то странная, — с напускным добродушием заметила Элиза. — У тебя уже почти две недели лицо белое как мел. Ты не притрагиваешься к обеду, по утрам встаешь, когда все еще спят, а сегодня весь день ловишь ворон.

— Я заболела, — резко, со злостью произнесла Элис.

Элиза рассмеялась.

— Так подлечись! Какая же ты знахарка, если не можешь себя вылечить?

— Постараюсь, — отозвалась Элис. — Обязательно подлечусь.

В тот вечер ее кожа вспыхивала жаром только от одного лунного света. Девушка представила, как лучи ночного светила, врываясь сквозь двадцать серебристых бойниц, будут освещать ей дорогу в комнату Хьюго и как он будет лежать в постели совсем голый, поджидая ее: придет, не придет? Она поднялась и отправилась в галерею леди Кэтрин, где хранилась коробка с новыми восковыми свечами. Элис взяла три свечки, завернула в тряпицу, туго перевязала и скрепила тесемку печатью. На следующее утро она отослала сверток с одним из курьеров в хижину Моры, пояснив, что это рождественский подарок для родственницы. Записку посылать не стала — в этом не было нужды.

В канун Рождества одна из кухарок вбежала по каменным ступенькам наверх и сообщила Элис, что у торговых ворот ее поджидает какая-то старуха. Девушка сделала перед старым лордом реверанс и попросила позволения отправиться на встречу с Морой.

— Ступай, — разрешил он.

Лорд тяжело дышал, в тот день он вообще плохо себя чувствовал. Старик сидел перед пылающим камином и кутался в теплый плед, но никак не мог согреться.

— Скорей возвращайся, — добавил он.

Элис набросила черный плащ и как тень скользнула вниз по ступенькам. В караульном помещении никого не было, кроме дремлющего стражника. Элис миновала большой зал, где около десяти мужчин развалились на скамьях и отсыпались после обильного обеда, пересекла комнату для прислуги и кухню.

На кухне горели все печи, витал запах жареного мяса и дичи, подвешенной уже довольно давно. После трапезы пол был чисто выметен, в углу виднелась пропитанная кровью куча опилок, которую должны были вынести.

Повара ели только после того, как подавалась еда в зал; кухонные работники опорожнили не один кувшин с вином и теперь храпели по углам. Только мальчишка, раздетый до трусов, монотонно крутил ручку вертела, на котором жарилось мясо для ужина, и глазел на Элис, которая, приподняв подол платья, чтобы не запачкать его в грязи, пробиралась через кухню.

Оказавшись на воздухе, она пошла через огород. С одной стороны тропинки находились аккуратные грядки с салатом, с другой росли лекарственные травы, все было огорожено забором. Возле башни, защищающей внутренний двор замка, ее пропустили стражники, напутствуя непристойными шутками, однако рук не распуская. Всем было хорошо известно, что ей лично покровительствует сам старый лорд. Девушка миновала мост через ров, заполненный стоячей темной водой, и внешний двор, где под бледными лучами дневного солнышка подремывала небольшая ферма и на одной из яблонь во все горло распевал черный дрозд. Здесь были ульи, хлев и свинарник, всюду бродили и клевали куры, понуро стояли около дюжины коз и пара коров, одна с сосущим теленком. Также здесь имелись хранилища для овощей, сеновал и амбар. И несколько ветхих, полуразвалившихся крестьянских домов. От старого лорда Элис знала, что их уже никогда не восстановят. Держать такое хозяйство в стенах замка было слишком накладно. Кроме того, отныне мирной жизни этих владений ничто не угрожало. Армия шотландцев никогда не забиралась так далеко на юг, разбойники же были опасны только странникам, путешествующим по пустынным дорогам, а не надежно защищенным фермам и уж тем более не самому лорду Хью.