Шмагия - Генри Лайон Олди

Поехали!

Глянцевый паучок по имени Андреа потер лапки, споро зашуршав по золотистой нити. Словно грешник Эйдель Вайс решил сбежать из геенны по шелковинке, брошенной ему Хургой Сострадательным. Узел. Патрон Кварты Стихий. Ерунда: это произошло два года назад. Дальше, дальше… Узел, три мнимца… Есть! Вот он, миг между прошлым и будущим. Улитка судьбы медленно, едва заметно ползет по склону темной горы к вершине, оставляя за хрупким домиком нерушимую вязь Свершка. Сейчас рожки улитки ткнутся в очередной узел… О небо! Воистину сейчас! Бронзовый Хромец в зените… Дом-патрон? Проклятье! Вечный Странник, оглянись на мальчишку!

Свершок знал свой шесток: он уходил прямиком в Дом Восходящего Солнца.

Среди ночи.

Мускулюс будто наяву увидел, как корчится в пламени, свиваясь в обрывки траурных лент, золотистая паутинка. Пожар Судьбы. Ах, как бы хотел глянцевый паучок Андреа выпустить из брюшка новую паутинку, сияющую золотом, продлить линию жизни Тиля за обрыв треклятого узла. Пусть не золотую — хотя бы мерцающую инеем ниточку мнимца, шанс, возможность! Встать рядом против врагов-невидимок, сжав в кулаке смешной ореховый прутик!.. Позвать Яноша с корягой…

Стоп. А ведь здесь есть вторичный мнимец. Слабый, но вполне отчетливый. Кажется, еще мгновение назад его не было. Цвет странный, сочно-желтый, будто цветок одуванчика. Мускулюс знал, что он никудышный астролог. Насколько он помнил, такие мнимцы не упоминаются в «Поясе ханг-Раббья». Однако… Желтый одуванчик вспыхнул ярче, прорастая в область Свершка. Малефик затаил дыхание. Сотворив за свою жизнь немало чудес, сейчас он боялся поверить в чудо.

Цветок, отдав желтизну обугленному было Свершку, налился снежной сединой. И снежинки-летуны, даруя новую жизнь, ринулись прочь, за межу рокового Дома Восходящего Солнца.

Паучок провожал их взглядом, загадывая желание.

* * *

Малефик прекрасно знал, что в Вышних Эмпиреях время дивергентно гребневому стяжню. Но чтоб настолько?! Трудно дался ему гороскоп мальчишки. Вот что значит работа не по профилю. Рисунок созвездий заметно сместился, небо начало бледнеть. Ночь с явной неохотой готовилась уступить место дню, но пока не торопилась сдавать позиции. Сколько же он пробыл в Эмпиреях? Вон и солнце выбирается из-за горизонта… Только почему-то на севере. Глаза слипались, мысли путались, и Мускулюс не сразу сообразил: какое, к ежу-заступнику, солнце?!

Пожар! Самый настоящий.

… тот самый…

На деревянных ногах колдун, словно статуя Хромого Мельника, вывалился за ворота. Горело рядом, ближе к тупику. Ятаганы сполохов рубили зыбкую тьму, от бликов мутило. Слышались крики людей; издали, приближаясь, несся дребезг пожарных колокольцев. По большому счету, колдун на пожаре — дурная примета. Огонь и без малефициума погасят — вон, брандкоманда спешит на помощь! — и вообще, стыдно уподобляться праздным зевакам… Однако, несмотря на уйму здравых рассуждений, ноги дерево деревом, а несли Мускулюса к дому Шишмаря.

Малефик угадал: горело именно там. Сам дом, к счастью, еще не занялся. Полыхала малая пристройка в боковом крыле, но огонь грозил перекинуться на общую крышу. К дому от колодца выстроилась редкая цепочка добровольцев, передавая друг другу кожаные кошели и ведра с водой. Часть народа вовсе никакого участия в тушении не принимала: глазела, судачила. Кое-кто суетился на крышах соседских домов, укрывая их от искр мокрыми «парусами», нарочно предназначенными для таких целей.

Темные силуэты, мечущиеся на фоне пламени, напоминали беспокойных эрзац-даймов Кишащей Бездны Рок.

— Р-р-разойдись!

— П-п-поберегись!

— С д-д-дороги!

Согласно «Наказу о городском благочинии», пожарно-сторожевую охрану испокон веку набирали исключительно из заик. Поскольку общеизвестно, что «заики наиболее противны стихии огня и успешнее других противостоят ей».

Зеваки брызнули в стороны, опасаясь угодить под копыта. Через распахнутые ворота во двор, едва не задавив бегающего и вопящего об убытках Шишку, влетела упряжка. Пара лохматых битюгов, разогнавшись втрое против беговых рысаков, влекла телегу, облепленную пожарниками, словно вор — грехами. На телеге, кроме бравых усачей, имела место здоровенная бочка с металлическим коробом поверху. Бочку оседлал тщедушный брандмейстер в турнирном шлеме с забралом. Он сосредоточенно звонил в колокольчик.

— Оч-ч-ч… Оч-чистить двор! Ну-ка, б-б-братц-цы, взяли…

Братцы в робах и штанах из грубой дерюги свое дело знали. В мгновение ока к телеге приставили лаги, отцепили съемный борт и, поддерживая, скатили бочку к эпицентру возгорания.

— Все со д-д-д… с д-д… Уб-бьет на х-хрен!

— Коней, к-коней уводите!

Шишмаря, не желавшего бросать имущество на произвол пожарных, силой уволокли на улицу. Бежать обратно он не пытался. Отыскал в толпе всхлипывающую жену, прижал к себе, словно самое последнее, остаточное имущество, отвоеванное у злодея-огня… Брандмейстер самолично сунулся к бочке, откинул крышку короба и с опаской спустил внутрь стальной цилиндр с закраинами — как раз по форме лючка на крышке. Из цилиндра торчал толстый, похабного вида фитиль.

— Л-л-ложись!

Усачи, истошно шурша робами, бросились вслед за народом. Чуть акацию по пути не сшибли, ироды. Взмыленных битюгов с телегой успели вывести заранее. Лишь сейчас до Мускулюса дошло, что это за чудо-бочка. «Пламегасительный снаряд Вейншмейера»! Опробованный лично императором Петером Рукодельником при большом скоплении пострадавших царедворцев! А в цилиндре — смесь «горючих слезок», lacrima rapax ignium, и банального pulvis pyrius. Осенив себя дюжиной добрых знамений, колдун счел за благо переместиться под прикрытие забора.

Мудрое решение.

Брандмейстер уже подобрал тлеющую головню. Став в позицию опытного бретера, он провел выпад в терцию, ткнув головней в фитиль, дождался аспидного шипения — и галопом припустил к воротам. Успел пасть ниц под сруб колодца, закрывая шлем обеими руками…

Мама моя Нижняя!

Однажды Андреа сподобился видеть испытание Просперо Кольрауном нового штурмового композит-заклятья «Гнев Водолея». «Пламегас Вейншмейера» сработал ничуть не хуже! Во всяком случае, громче. Бочка с грохотом разлетелась в щепки, водяной вал окатил все вокруг. Дом надсадно крякнул, скособочился, дал копоти, но устоял. Пламя без успеха попыталось воскреснуть, булькнуло, зашипело… Увы. Полный крах.

Пожар изошел паром и убрался к праотцам.

В отдельный рай для пожаров, где все вечно горит и никто не тушит.

Зевакам у ворот досталось от сердца. Особенно храбрецам, не пожелавшим спрятаться. Промокли до нитки, двоим засветило по лбу обломками: бочки рвут, щепки летят. К счастью, вскользь. Пожарники уже ломились обратно во двор: растаскивать баграми и вручную заливать дымящиеся останки пристройки. Чтобы вновь не занялось. Повезло Шишмарю. Имущество, если честно, не шибко пострадало. Супруга жива-здорова…