Крымская война. Попутчики - Борис Батыршин

Забавно, усмехнулся фон Эссен, пушки французской системы будут бить по французским же судам! Впрочем, в охранении каравана идет Роял Нэви, а русским «Канэ» и «гочкисам» не впервой дырявить борта кораблей, заложенных в Чатаме и Ньюкастле.

***

Летнаб вытащил пулемет и принялся пристраивать его на самодельный шкворень. Кокпиты М-5 лишены турельных установок и приспособления для ружей-пулеметов Мадсен и «люсек», которыми вооружали гидропланы, приходилось мастерить кустарно, силами авиаотрядов. Лейтенант пихнул Лобанова-Ростовского локтем, а когда тот оглянулся - помотал головой. Патроны следовало экономить.

Князь пожал плечами, но спорить не стал. Извлек из парусиновой сумки, привешенной к внутренней стороне борта, массивную ракетницу. Переломил, впихнул в казенник картонный патрон, прицелился. Ракета, прочертив дымную полосу, воткнулась в воду саженях в десяти по курсу «Наполеона». Это сколько угодно, ухмыльнулся Эссен, сигнальных ракет на «Алмазе» полно. Пусть лягушатники понервничают.

Это был уже третий визит к каравану. В прошлый раз Марченко рискнул пройти на бреющем совсем низко, на уровне палуб, между двумя колоннами пароходов, волокущих на буксире транспорты с войсками. И нахально подрезал одну из "сцепок" - заложил крутой вираж прямо перед бушпритом пароходофрегата, не обращая внимания на суматошную пальбу из ружей. Лобанов-Ростовский рассказывал, как «англичанин» в панике обрубил буксирные концы и выкатился из строя, а лишенные тяги парусные калоши навалились друг на друга бортами и сцепились реями - видимо, рулевые при виде гидроплана в панике попрятались. Что ж, и то польза...

***

Прапорщик продолжал клацать ракетницей, одну за другой, выстреливая по французскому линкору сигнальные ракеты. Вот красная рассыпалась искрами о борт; белая мелькнула над самой палубой, еще одна красная отскочила от какой-то снасти и упала, брызгая огнем, на шканцы. Вокруг нее тут же засуетились люди. Замелькали ватные комки дыма - с корабля отвечали ружейным огнем.

«Ну нет, это мы уже проходили! Пуля Минье, конечно, дура набитая, но ведь может сдуру и угодить, куда не надо! Вон их сколько, стрелков, кому-то в конце концов повезет - просто по закону больших чисел. Так что хватит, пожалуй, наглеть...»

Эссен решительно повел аппарат в набор высоты. Черно-белый плавучий сарай с трехцветным флагом на корме, именуемый «винтовой линейный корабль «Наполеон», ухнул вниз. Прогулка закончена, пора домой. Следующий визит англо-французской армаде они нанесут уже не в одиночку - и не налегке. Это будет совсем скоро, завтра. Союзникам понравится.

II

Транспорт «Дениз бога»

7-е сентября 1854 г.

Сергей Велесов, попаданец

На трофейный угольщик я отправился по просьбе фон Эссена. Турецкую посудину спешно превращали в авиатендер; дело это требовало хозяйского пригляда, ведь теперь авиаторам предстояло действовать именно отсюда.

На «Морской бык» (так переводится с турецкого «Дениз бога») меня сопровождал эссеновский наблюдатель Кобылин. Летнаб был неразговорчив: он тяжело переживал «предательство» командира, который отправился в полет с Лобановым-Ростовским. И хмурился всякий раз, когда я щелкал тангентой, вызывая «Тридцать второго».

«Тридцать второй» - это теперь позывной прапорщика. Князь действительно лучше других освоил рации и пожинал заслуженные плоды.

Фон Эссена ждали над «Морским быком» минут через десять, делать было совершенно нечего. Я облокотился на ограждение мостика и принялся лениво озирать палубу.

***

Пароход «Дениз бога» (2500 тонн водоизмещение, 1200 индикаторных сил, порт приписки Измир) на поверку оказался не совсем угольщиком. Это был английский сухогруз, конфискованный турками с началом войны в каком-то из левантийских портов. Новые владельцы немилосердно обошлись с судном - два из трех вместительных трюмов, приспособленных под генераль карго, сделали насыпными. Сейчас они на три четверти завалены дрянным маслянистым углем из провинции Зонгулдак; в носовом, оставленном в первозданном виде, нашлось некоторое количество строительного леса - доски, брусья, бревна. Это было как нельзя более кстати: уже четвертый день на палубе «турка» стучали молотки и визжали ножовки. Сооружали пандус для гидропланов, а из остатков пиломатериалов сколотили трехъярусные нары для пленных англичан. Они сами и работали за плотников - после того, как боцман Терентий Перебийвитер, приставленный приглядывать за работами, посулил поощрительные порции рома.

Баталерки отряда эта щедрость отнюдь не истощила: немало крепчайшего, черного, как деготь, пойла было взято на «Фьюриесе» вместе с другой провизией. Бочки с солониной, маслом и говяжьим жиром, кули сухарей, муки и гороха навалили на дощатые щиты, уложенные поверх груд угля. Подакцизный же товар - ром, джин, бренди - заперли в канатном ящике, приставив к нему матроса с карабином. Во избежание.

Более изысканные напитки отправились на русские корабли вместе с богатой обстановкой и столовым серебром кают-компании: боцманы с буфетчиками своего не упустили.

Не обошлось и без курьезов. В списке взятого на «Фьюриесе» добра фон Эссен обнаружил бочонка чистого спирта и немедленно наложил на него лапу. Мичман Арцибашев, занимавшийся на правах ревизора учетом и распределением трофеев, пытался спорить, но лейтенант и рта ему раскрыть не дал. «А вот кончится газолин, мне что же, на духе святом летать? Нет уж, голубчик, мотор силой молитвы не заведется, ему горючку подавай! А этот спиритус вини - милое дело, девяносто пять оборотов, готовое топливо! Развести на треть керосином, касторки в маслобак - лети, не хочу!»

На вопрос, где он возьмет бочку керосина, фон Эссен лишь ухмыльнулся. Сразу после совета, на котором был оглашен факт Переноса, авиаторы учинили ревизию горючих жидкостей. Самый большой запас, железная бочка с выдавленным на боку клеймом «Бр. Нобель» на две трети заполненная керосином, отыскалась в боцманской каптерке, заваленной банками краски, кистями и комками ветоши. Боцман сражался за нее, как гладиатор: «Да что ж такое деется, вашсокобродие, хас-с-спадин капитан первого ранга! В чем же я тяперя кисти буду отмачивать? А краску чем разводить? Соплями?» Но требования стратегии взяли верх, находка поступила в безраздельное распоряжение фон Эссена. В тот же день он со скандалом изъял у доктора Фибиха двухведерную аптечную бутыль касторового масла; еще одну, поменьше, раздобыл на «Заветном» Марченко.

Врач с миноносца поносил князя последними словами; не рискнув вступать в препирательства с огромным, косая сажень в плечах, эскулапом, пилот попросту спер касторку из лазарета, воспользовавшись отсутствием законного владельца.

Девяностапятиградусный спирт - собственность Королевского Флота! - в сочетании с неправедно нажитой касторкой и боцманским керосином, существенно пополнил запасы ГСМ. Фон Эссен пообещал лично побить по морде в кровь всякого, кого поймает за употреблением драгоценного продукта внутрь. В качестве меры профилактики, он оделял страждущих черным ямайским ромом, позаимствованным из офицерского буфета. "Пусть уж лучше эту дрянь пьют, чем спиртягу переводят, храпоидолы!