Хан с лицом странника - Вячеслав Софронов

— А по ягоду, по шишку как же? — выкрикнул кто-то, но на него тут же пришикнули с издевкой:

— Ишь, ягодный нашелся. Оне твою дурную башку вместо ягоды в мешок к себе и засунут. Насобираешь ягодок.

Воевода тут же определил кричавшего и, найдя взглядом, спокойно ответил:

— Тебе, Степка, наш указ — не приказ. Ступай себе, но других не сманивай. Ты не первый год годуешь в городке и порядки знаешь. Не к тебе обращаюсь, а к первогодкам. Хотя и их не неволю. У ежа и то свой ум имеется, когда колючки выказывать, а когда прятать. Сторожа на башнях стоят крепко и из ворот выпустят. Но какая заминка случится, не обессудьте. Как стемнеет, так хоть свой, хоть чужой — не пропустят. Жди до света.

— А ежели господа Строгановы пожалуют? — не унимался Степан. — Тоже не пустят? — народ дружно хохотнул, поворачиваясь лицами друг к дружке, понимая, что балагур Степан больше прикидывается, скоморошничает, пытаясь развеселить и народ, и воеводу, хотя сам-то все понимает, не дурак, но тем более приятно было посмеяться вот так всем людом сообща, являя единение.

Понял это и воевода, потому столь же шутливо ответил тому, изогнув в усмешке пушистую пшеничную бровь:

— А и Строгановых, господ наших, не пустим. Пущай в лесу ночуют, а затемно в лесу делать нечего доброму человеку. Их вина. Ладно, отведаем, чего Бог послал, — проговорил он, подставляя большой кубок под руку Ефиму Звягину, — наливайте и выпьем за праздник, за Преображение Господне. Дай Бог! — и он поднес кубок ко рту.

Все собравшиеся дружно последовали примеру воеводы и, выпив, приступили к еде. Едигир чуть глотнул из ковша, поданного Федором, но горький вкус напитка не понравился ему, и он пренебрежительно махнул рукой, мол, пей сам.

— Зря отказываешься, — ответил тот и припал к ковшу, — пиво доброе, хоть и горчит немного. Смотри, не достанется.

Но Едигир принялся за пирог, не обращая внимания на его слова, осторожно извлекая оттуда кости и бросая себе под ноги. Тут же по воеводскому двору бродило несколько больших собак с нетерпением дожидавшихся остатков угощения. Тимофей что-то с увлечением рассказывал Алене, перегнувшись через сидящую рядом с матерью Евдокию. Она чувствовала себя неловко между ними и, осторожно выскользнув, села по другую сторону рядом с Едигиром. У того от неожиданного соседства кольнуло в груди, особенно, когда он рассмотрел чистую белую кожу на лице девушки, тонкие губы, прикрывающие ровный ряд зубов и одинокий золотистый завиток волос, выбившихся из-под белого с цветным рисунком платка.

Он поймал себя на мысли, что ему хочется подержать, потрогать завиток, который подрагивал от легкого набегающего ветерка, будто дразнил его, заправить прядку под платок и осторожно провести пальцами по щеке. Он уже было поднял руку, наклонившись в сторону девушки, но она слегка отстранилась, будто почувствовала его желание и, улыбаясь, спросила:

— Вкусный пирог?

Он тут же согласно кивнул головой и, подбирая слова, заговорил:

— У меня дома такого пирога не готовят. Очень хороший пирог.

— А мама у меня еще и не такие умеет. Ее готовить к самим господам Строгановым приглашают, когда они наезжают.

Едигир кивнул головой, не сводя глаз с завитка, дразнившего его, и спросил неожиданно для себя:

— Где твой дом? Живешь где?

— Там, — указала Евдокия рукой, ничуть не удивившись вопросу, — к лесу ближе, второй с краю в конце улочки. Да любого спроси и покажут, где мы живем. Приходи, мама у меня добрая.

— Давно тут?

— Второй год, — потупив глаза, с вздохом ответила она, — отца в первое же лето убили. А нам обратно ехать как, одним-то? Вот и остались пока. А так мы из Устюга Великого. Не слышал?

Едигир замотал головой, стараясь про себя запомнить название.

— Отец мой кузнецом был, вот его господа Строгановы и взяли к себе по этому делу. Думали, скопим денег и вернемся в родные края. А вот как вышло…

Едигир заметил, что за соседним столом уже изрядно захмелевшие парни, как-то недобро поглядывают на них, видимо, знакомые Евдокии. Они что-то говорили друг другу, показывая иногда в их сторону. Вскоре один из парней грузно поднялся и направился к ним. Следом вскочил второй, догнал нетвердо державшегося на ногах друга, пытаясь отговорить, настойчиво потянул за рукав, но тот, довольно грубо оттолкнул его, вытирая на ходу рот рукавом рубахи, враскачку пошел к ним. Но не решившись оставить товарища одного, он неуверенно потянулся следом.

Парень этот с такими же русыми волосами как у Евдокии, подошел к столу, остановился позади нее и положил руку на плечо.

— Дуся, здравствуй, — проговорил развязно, наклоняясь к ее лицу, — давай похристосуемся.

— Не Пасха сегодня, отойди, Герасим, — и она сбросила его пятерню со своего плеча.

— Чего же ты старого дружка забыла? Негоже так, ой негоже, — не унимался он. На них стали оглядываться сидевшие вокруг люди, и Алена прекратила разговор с Тимофеем, готовая тотчас же заступиться за дочь. Но Евдокия, оказывается, сама могла постоять за себя. Когда парень в очередной раз положил ей руку на плечо, она ухватила его разлапистую пятерню своими крепкими руками и резко крутанула в сторону. Герасим взвыл не столько от боли, как от неожиданности и, не устояв на ногах, упал на колени Едигиру. Тот по инерции резко двинул локтем, попав парню по голове, и сбросил его на землю.

— А это, что за чувырла сидит? — заорал он, вскакивая на ноги. — Ты как посмел меня ударить? Морда басурманская! Да я тебя сейчас изничтожу! — закричал он и бросился на Едигира.

Не вставая из-за стола, он схватил стоявший рядом с Федором ковш, наполненный брагой, и опустил парню на голову. Увидев, как товарищ в другой раз рухнул, словно подкошенный, на землю, дружок кинулся к нему на помощь, прихватив лежавшую на земле жердь.

Едигир мгновенно перескочил через лавку и бросился под ноги бежавшему на него парню. Тот, от неожиданности, упал и со всего маху опустил свое оружие на пытавшегося подняться на ноги Герасима. Едигир же легко вскочил и, отбросив в сторону жердь, попытался поднять с земли парня, которому, верно, изрядно досталось жердиной. Но кто-то громко крикнул сзади: "Берегись!" — и, оглянувшись, он увидел спешивших на выручку еще нескольких ребят.

Положение Едигира становилось незавидным уже потому, что в глазах жителей городка он все равно был чужаком, явившимся из леса, откуда приходят отряды врагов, уводящие в плен, палившие дома, убивающие близких. Но он был гостем в городке и ни на кого не напал первым, а заступился за девушку, и потому симпатии жителей разделились. Несколько человек соскочили, чтобы помешать разгоряченным выпивкой парням расправиться с Едигиром, и не пускали их.

Однако наиболее проворные молодцы проскочили через заслон и кинулись, вперед, выставляя тяжелые кулаки, пытаясь сходу свалить стоявшего перед ними безоружного Едигира. От двух первых он легко уклонился, подсек ногами и те растянулись меж столами. Но кто-то сзади схватил его за шею и повалил. Едигир, едва вывернувшись из крепких объятий, вновь был сбит с ног и покатился по земле. На выручку к нему кинулись Тимофей с Федором, когда послышался зычный голос воеводы: