Приключения капитана Коркорана - Альфред Ассолан

— Капитан! — прервала его Сита сильно взволнованным голосом. — Неужели вы думаете, что я могу жить без отца и без…

Она чуть было не прибавила: «И без вас!» — однако, вовремя остановившись, Сита добавила:

— Или мы погибнем вместе, или победим!

— Прекрасно! Вот дело, так дело!

Когда капитан выходил, намереваясь отправиться к проделанному врагами отверстию, в стене появился сипай, желавший ему что-то сказать.

— Кто ты? Как тебя зовут, — спросил бретонец.

— Берар.

— Кто тебя прислал?

— Сугрива.

— А доказательство?

— Вот этот перстень.

— Что же говорит Сугрива?

— Он вам прислал письмо.

Коркоран вскрыл письмо и прочел следующее:

Коркоран, с изумленным видом взглянув на гонца, спросил его с очевидным недоверием в тоне:

— Каким же ты образом мог проникнуть сквозь сторожевую цепь англичан?

Индус отвечал:

— Не все ли равно как? Дело в том, что я уже здесь!

— По каким причинам ты ушел от англичан? Разве они тебе плохо платили?

— Напротив! Платили очень хорошо.

— Плохо кормили?

— Я сам себя кормлю, покупая мою порцию риса, чтобы никакая нечистая рука не прикасалась к моей пище.

— Может, с тобою дурно обращались? Может, тебя оскорбили?

Сипай показал спину, на которой оказались ужасные рубцы.

— А! Понимаю, — сказал Коркоран. — Это царапины девятихвостой кошки!

— Я получил пятьдесят ударов, — ответил сипай. — На двадцать пятом я впал в обморок, но все-таки продолжали меня истязать. После этого я пролежал три месяца в госпитале и вышел оттуда только пять недель тому назад.

— Кто же приговорил тебя к этому наказанию?

— Поручик Робартс!.. Но относительно его это уже мое дело позаботиться. Я и Сугрива следим за ним ежеминутно.

«Да! Можно сказать, что это офицер надежно охраняемый», — подумал капитан.

— Что же делает Сугрива в лагере? — добавил капитан громко. — Значит, он на свободе?

— Сугрива, — отвечал сипай, — проскользнул у них между пальцами. Когда его взяли в плен, узнавший его Робартс хотел его повесить; но пока собирали военный суд, он вошел в соглашение со сторожившим его сипаем, и оба они бежали. Можете судить, как разбесился Робартс; он хотел расстрелять за это чуть не десять человек, но полковник Барклай не захотел это допустить. Сугрива возвратился в тот же вечер в английский лагерь в виде факира, но, преобразившись так, что его никто не узнавал, кроме преданных ему сипаев.

— Прекрасно! Значит, все идет хорошо! — сказал капитан и пошел рассказать обо всем Голькару, прежде чем отправиться к укреплениям.

Возвращаясь от Голькара и подойдя к отверстию в стене, он увидел в темноте какую-то тень, скользившую вдоль рва и пробиравшуюся в английский лагерь. Это был Берар, сделавший какой-то таинственный знак часовому, охранявшему пролом и прошедший спокойно мимо сипая.

«Надо сознаться, — подумал Коркоран, — что у полковника Барклая очень странные солдаты!»

Ночь прошла спокойно, так как никакой тревоги не произошло. Как с одной, так и с другой стороны подготовлялись к приступу спокойно и в полной тишине. Часовые как осаждаемых, так и осажденных так близко стояли друг от друга, что могли бы свободно разговаривать между собою. По-видимому, все казалось спокойным.

Но в части английского лагеря, занимаемой сипаями, можно было услышать, как обменивались шепотом паролями и лозунгом вдали от ушей английских офицеров. Сугрива прокрадывался в палатки и всюду делал таинственные распоряжения.

Наконец рассвело. Выстрелом из пушки возвещено было начало приступа, и первая колонна английских солдат взобралась на пролом в стене, держа наперевес ружья с примкнутыми штыками.

Но в тот же момент ужасная пальба встретила их с фронта и с боков. Шесть пушек, заряженных картечью, нанесли громадный вред английской колонне солдат; еще больший вред нанес ряд бомб, помещенный на дне рва предусмотрительным Коркораном, под ногами англичан взорванных им одновременно с пушечными выстрелами. Половина колонны была уничтожена в несколько мгновений. Уцелевшие поспешно возвратились в траншеи.

Видя это, Коркоран, командовавший батальоном, защищавшим пролом, невольно рассмеялся, а солдаты Голькара почувствовали себя не только вполне ободренными, но даже преисполненными храбрости. Что касается капитана, стоя на проломе, он был спокоен и улыбался, точно на балу. Зорко поглядывая всюду и нисколько не увлекаясь этим первым успехами, он поджидал второго приступа со спокойной самоуверенностью. Рядом с ним стоял старый Голькар, пришедший в восторг от удачно отбитого приступа. Поблизости от них с важным видом расхаживала Луизон, видимо повеселевшая, и никого уже не пугала, благодаря точной и строгой дисциплине, давно внушенной ей Коркораном. Мало того, ее сметливость, в силу которой она угадывала и предупреждала все желания капитана, внушала суеверным солдатам Голькара особое к ней уважение.

Прошло четверть часа и в лагере англичан все казалось спокойным.

— Быть может, они уже отказались от осады? — спросил капитана Голькар.

— Нет! — отвечал Коркоран. — Но все же меня тревожит эта тишина. Луизон!

Услышав призыв, тигрица вытянула уши вперед, точно желая лучше вслушаться в слова своего господина.

— Моя дорогая Луизон! Дело в том, что надо получить сведения. Что там делается в траншеях?.. Вам это неизвестно?.. Так вот отправьтесь узнать… Вы меня понимаете?.. Вы проникните в траншею, осторожно захватите между верхней и нижней челюстями первого попавшегося англичанина и, если возможно, постарайтесь захватить офицера и деликатнейшим образом принесете его сюда ко мне. Надо быть осторожной и очень быстрой!