Беовульф - Андрей Мартьянов

Вот тут на Ремигия и пахнуло настоящей, истинной древностью. Епископ о таком устройстве семьи еще у Тацита читал, но не верил, что сохранилось оно в обитаемом мире. Руги так давно жили в этих лесах и не интересовали никаких завоевателей, что доселе сохранили донельзя старый обычай держать во главе семьи женщин. Немыслимо, римляне отказались от матриархата две тысячи лет назад!..

Хильдегунда, пред очи которой поставили чужаков на суд, повелела их отпустить и все имущество вернуть. Ущерба никакого не причинили? Нашим языком владеют, пусть и так, что понять их трудновато? Объясняют, что с миром через земли ругов проезжают? Отойди от них, Арнульф! И вы, Сигизвульт и Юнгерих отойдите. Топоры и мечи опустите, никто меня, Хильдегунду, не обидит – они клятву перед Вотаном дали, что оружие в руки не возьмут, или вы клятве не верите?

Молодые руги, смутившись, отошли, в полутьме длинного дома скрылись.

Эрзарих только бурчал неразборчиво сквозь зубы, боясь хозяйку обидеть. Где такое видано, чтобы баба родом заправляла и воинами командовала? Но баба, конечно, знатная, такую в жены любому великому вождю дать, вождь в убытке не останется! Хильдегунду никак нельзя было назвать «старейшиной» – не стара и не молода, не больше тридцати зим, но и не меньше двадцати пяти. Дородна, высока, статью иному мужчине не уступит. Две косы золотые по плечам – не жената, значит честь свою бережет, хочет за великого воина выйти. Но в то же время для замужества стара, у готов, сикамбров или лангобардов женщина ее лет давно бы трех или четыре детишек пестовала.

Еще возле Хильдегунды, по правую руку, меч в ножнах лежит. Видно, что и меч и ножны дорогие, серебром украшены. А в селе кузницы не видно, значит в бою добыты.

Видать, другой у ругов обычай, и этот обычай уважать надо. Чтят валькирий в этом роду, стало быть. Так Эрзарих решил. У всех племен обычаи разные, прежде всего не показывать удивления и делать так, как хозяевам приятно. Нельзя обижать или говорить, что обычай неправильный, – у нас, лангобардов, за такие вопросы выпроводили бы из села, чтобы закон не нарушать, а за оградой зарезали бы. Но чтобы за ограду вышвырнули – это очень сильно обидеть надо! Так сильно, что священная ярость пробуждается.

Хильдегунда чужаков приютила, накормила от души, но спать отправила не в дом, а в сарай, на сено. Если вдруг они какое зло принесли, там оно и останется, а в дом не проникнет. Когда после гостей скотина, это сено поев, дохнуть начнет или болеть, сразу будет понятно: нехорошие были гости, грязь и заразу с собой несли. А если нет, то Эрзарих-лангобард и Ремигий-ромей – добрые люди.

Епископ поутру, сугубо из озорства, благословил хлев – крестным знамением его осенив и молитву прочитав. И не надо говорить, что князья церкви не шутят и Божьей благодатью как скорлупками от орехов разбрасываются.

В роду Хильдегунды, как доброй женщины, потом десять лет приплод от свиней и коз был невиданный, а село ее во всех распрях между варварами уцелело, никто это село не разорил и не сжег. А еще через сорок лет, когда Хильдегунда уже старухой была, от франков пришел христианский годи и крестил многих. Потом это село стало городом.

Город этот Аахеном теперь называют. И епископа Ремигия там чтят доселе.

А всего-то – хлев благословить! Ремигий и не помышлял, что так получится.

* * *

Хильдегунда, невзирая на свое девичество и молодость, была вождем племени, в житейских делах искушенной, мудрой и знающей. Объяснила путникам, что по старым римским дорогам идти не надо – как земли ее рода останутся позади, так сразу начнутся нехорошие болота, леса и ничейная земля до самой реки.

Надо бы идти ближе к полуночи, до старого римского города. Там сейчас рикс саксов сидит, именем Эорих. Эорих, как говорят люди, справедлив и блюдет древние законы, да и дружина у него сильная, но дружина та разделена на две части – одни на ладьях за порядком на реке смотрят, другая, пешая, бург обороняет. Не признают Эорих и его саксы конного боя, как племена на полудне и закате, да и как можно с конем управляться в битве в наших лесах?

Ремигий подумал, соотнес речи Хильдегунды со своими знаниями о географии и понял, что хозяйка подразумевает под бургом Эориха давно оставленную римлянами и почти забытую Бонну, некогда большой город на Рейне. Там при цезарях стояли три легиона, державших среднюю границу лимеса, оборонявшего Империю от вторжения варваров. И вот на тебе, в столице Верхней Германии теперь сидит риксом какой-то Эорих-сакс…

Грустно.

Да и пусть грустно. Старый Рим пал, однако на его месте будет новый.

Еще предостерегла Хильдегунда: от нашей деревни до реки будут земли, не принадлежащие никому: ни нам, ругам, ни саксам, ни полуночным фризам или полуденным готам. Три дня пути – земля богов.

И еще рассказывают: будто там на зимнее и летнее солнцестояние собирается некое неведомое племя, чтить свое капище. Племя это названия не носит, оно другое. Да, люди, смертные, но покровитель у них….

Хильдегунда сказала, что люди эти не такие, как все. Мыслят иначе, семей не заводят, где новых бойцов – и могучих бойцов, свирепости непомерной! – отыскивают, никому неведомо. Видимо, младенцев из колыбелей забирают и на своих тайных капищах, под присмотром жрецов, взращивают.

В тени эти люди ходят, в тумане. Мгла, наведенная богами, их защищает.

А вот покровитель…

Второй раз Хильдегунда помянула некоего «покровителя», и епископ Ремигий заинтересовался – кто такой? Повелительница рода ругов, запросто командовавшая мужчинами, посылавшая их на смерть и точно знавшая, что ничего в мире не изменится вплоть до времени, когда грянет Рагнарёк и начнется великая Битва Богов, очень тихо и осторожно сказала, дабы не накликать беду:

– Не человеческого рода он. Таких сторониться надо. Езжайте себе с миром, но вот вам совет – обходите ничейные земли с полудня.

Эрзарих задумался, но Хильдегунду не послушал. Лангобарды женщинам не верят, у них иной обычай. Потому Эрзарих и Ремигий поехали прямо, на восход, по самой короткой дороге.

Утром седьмого дня пути вдали появилось бело-голубое зарево.

Великая река. Рейн.

Весна 496 года по Р. X.

Земли данов, Хеорот

Ultima Thule, Край Земли – иного подобающего названия владениям племени данов Северин подобрать не сумел.

Светло-бурые скалы на побережье, пологие холмы с первыми яркими пятнами весенней травы, безлесные равнины; на первый взгляд эта далекая северная страна казалась ненаселенной, да и как может существовать человек на этих негостеприимных, продуваемых морскими ветрами пустошах, зимой превращающихся в бескрайнее царство льда и снега?