Реальный придуманный мир - Анна Денисова

тыкву. Не дав мне опомниться, схватил за руку и потащил за собой. Спотыкаясь, я взбиралась за ним на гору, периодически оглядываясь. Лишь когда достигли маяка, позволили себе отдышаться.

На двери висел огромный амбарный замок. Богдан попытался сбить, но тот отклонился в сторону. Придерживая одной, он просунул острый край кочерги между дужкой и дёрнул. Тот слетел и с грохотом упал на каменную плиту. Я заметила кровь на руке.

— Ты поранился.

— До свадьбы заживёт.

Я заглянула в темное пространство маяка, не решаясь идти внутрь. Наверх вела винтовая лестница. Неприятный сладковатый запах тления, от которого я поежилась. Богдан быстро огляделся, схватил за руку и втащил внутрь. Он захлопнул дверь, сунул кочергу в ручку зафиксировав дверь. Мы оказались в полной темноте. Я стояла, прислушиваясь к каждому шороху.

— От кого понадобилось запирать маяк?

— Меня больше волнует кого они здесь заперли.

Мне тоже пришла в голову подобная мысль, но в отличие от Богдана не решилась её озвучить. Щёлкнуло огниво, и фитиль висевший на стене лампы занялся. Он снял фонарь с крюка и двинулся вверх по каменным ступеням.

— Держись в двух шагах от меня. Если что беги.

Хотелось возразить, что я его не брошу, но посчитала это излишней бравадой. Кто знает, как поведу себя в критической ситуации. До сих пор было стыдно, что ничего не попыталась сделать в рыбацкой хижине. Я молча поплелась следом за Богданом.

***

Толстые каменные стены и отсутствие окон создавали микроклимат как в погребе. Зябко ёжась, я плотнее закуталась в куртку Богдана. Мы поднялись на третий ярус и очутились в маленькой круглой комнатке с металлической печкой а-ля буржуйкой, столом, парой стульев и навесным шкафчиком. На табурете в тазу свалена грязная посуда. Я нашла ещё одну масляную лампу и подожгла фитиль. Стало светлее.

— Нужно промыть и перевязать, чтобы грязь не попала, — кивнула на кровоточащую кисть Богдана.

Воды не оказалось, но на одной из полок нашлась тёмная бутылка, на дне которой оставалась жидкость. Богдан откупорил зубами пробку и понюхал.

— Похоже на самогон.

Он вытянул руку над тазом и выплеснул всё содержимое на рану. Зашипел и скривился, когда мутная жидкость заструилась, смывая кровь со рваных краев. В воздухе повис тяжёлый запах алкоголя. Богдан поставил пустую бутылку на пол и взял фонарь.

— Побудь здесь. Я схожу на разведку, — сказал таким повелительным тоном, что мне стало не по себе.

Выражение лица сделалось непривычно суровым, и я не решилась спорить. Прислушиваясь к гулким удаляющимся шагам, я села на стул, поставила перед собой лампу и стала ждать. Не возвращался он долго. Чтобы хоть чем-то себя занять, смотрела на пляшущие по стенам тени и в причудливых формах стараясь угадать знакомые фигуры.

Когда Богдан вернулся, я вскочила и вопросительно посмотрела в глаза. Пыталась прочитать по их выражению, с чем он столкнулся, но они оставались бесстрастными.

— Пойдём наверх. Там всё чисто.

На следующем этаже располагалась крохотная спальня, где уместились узкая кровать, маленький комод и стол, на котором покоились письменные принадлежности. Пока Богдан перебирал исписанные листы и старые журналы, я отыскала чистую простыню. Она была настолько ветхой, что легко раздиралась на лоскуты.

Я перевязала Богдану руку, и он с увлечением продолжил изучать бумаги. Мне тоже стало интересно.

— Что там?

— Это не маяк, а сигнальная башня. Когда-то здесь жили смотрители. Деревня возникла позже. Сравнительно недавно. Это место называется кормной заводью. Здесь много рыбы, что и привлекло людей. И я выяснил, что с ними случилось.

Он потряс стопкой листов, исписанных убористым почерком.

— И что же? — поинтересовалась я, скидывая босоножки и забираясь на кровать.

Богдан уселся на край стола и прочитал вслух.

Мои дни сочтены, но смерть уже не пугает. Я принял решение. На закате воды Тёплого моря примут меня, надеюсь безвозвратно. Я всего-то и хотел, помочь, а меня заперли здесь. Оставили подыхать как собаку.

Я прибыл в эту деревню по распоряжению Азария II. Мне надлежало оценить состояние сторожевой башни и временно исполнить обязанности смотрителя, пока Глава не пришлёт нового.

Состояние башни оказалось плачевным. Я пытался разжечь сигнальный огонь, но угли так прогорели, что не желали загораться. Запас дров растащили деревенские, даже бочонки с маслом вытащили. Я составил отчёт для Главы с истинным положением дел и отправил с торговым обозом.

Богдан прервал чтение и отложил страницу.

— Так, копия депеши главе Ринтаса… это не интересно, — он пробежал глазами по строчкам и отложил ещё один лист. — Вот…

Рыбацкая артель вернулась к обеду. Мужчины были непривычно оживлены, что говорило о хорошем улове. Зеваки устремились на пирс, чтобы посмотреть. Я тоже был в их числе. То, что предстало очам, вызвало оторопь. На берег вытащили полурыбу, полудеву. Она прикрывала от солнца лицо тонкими перепончатыми пальцами и била хвостом. Дети обступили, но подходить близко не решались, особые смельчаки норовили ткнуть палкой. Женщины морщились и плевали, ибо на русалке не было одежд, красивая женская грудь была выставлена на обозрение. Какая-то старуха кинула платок, чтобы девушка-рыба прикрылась, но та лишь зашипела, обнажив ряд острых мелких зубов. Мужчины решали, что делать с невиданной находкой. Я посмотрел на красивое круглое лицо, наши глаза встретились. В них читалась мольба о помощи и страх. Я сказал, что русалку нужно отпустить, негоже издеваться над живым существом, но никто не послушал.

— Ты смотритель башни, вот иди и смотри. В наши дела не лезь, — было сказано мне.

— Но что же вы будете с ней делать? — вопрошал я, но не получил ответа.

Русалку выволокли на середину деревне и привязали к длинной толстой жерди. Жители вскоре разошлись по своим делам, оставив несчастную жариться на солнцепёке. Бледная кожа быстро иссохла и стала похожа на старый пергамент, казалось — тронь, и она осыплется пылью. Чешуйки на хвосте потускнели и больше не переливались радужными бликами. Длинные темные волосы сделались подобно пакле. Она сидела на земле привалившись спиной к жерди, со связанными за спиной руками и часто дышала. Веки стали почти прозрачными, а на щеках проступил нездоровый пурпурный румянец. Я не мог спокойно за этим наблюдать. Сходил к колодцу, набрал ведро воды и понёс русалке. Когда студеный поток обрушился на голову девушке, она открыла мутные несчастные глаза. Моё сердце сжалось от боли и жалости. Я отбросил пустое ведро и преисполненный решимостью принялся отвязывать верёвку. Меня естественно заметили рыбаки и пришли в неистовство. Русалку привязали пуще прежнего, а меня побили, так что я еле добрался