Леди, которых не было - Мария Неверова

что так же будет свойственна мне, как и первоначальная, так как всё же сила эта является частью моей натуры.

Долго я не решалась проверить эту теорию на опыте. Будучи отлично осведомленной о риске, я боялась неудачи, но и успеха я боялась не меньше. Избавиться от тяги к экспериментальной науке, от ученого тщеславия, отравляющих жизнь в золотой клетке, и – какая ирония! – сделать это посредством результата этой же тяги, этого же тщеславия. Иногда подобный исход казался мне даже хуже той жуткой участи, на которую меня могла облечь малейшая ошибка в расчетах смеси, ведь любой недочет мог и вовсе нарушить материальную целостность тела. Я давно купила большое количество одной соли, которая была последним ингредиентом смеси, необходимой для моего эксперимента. Но я боялась и медлила. Но однажды вечером, когда слуги вновь рассказали моему дражайшему отцу о моих вечерних занятиях, и он разразился гневной речью о моих, как он уверен, несуществующих талантах, и том, сколько удачных брачных предложений я отвергла, и как мало осталось у него терпения, я решилась. Я просто устала. В слезах я смешала два вещества и наблюдала за их кипением в стакане. Как только реакция закончилась, я хладнокровно выпила получившийся состав.

Начались ужасные страдания, мои кости скрипели, я чувствовала невыносимую тошноту и такое смятение духа и ужас, которых человек не может пережить ни в минуту рождения, ни в минуту смерти. Потом муки стали быстро ослабевать, и я пришла в себя, точно после глубокого обморока. Я почувствовала невероятное умиротворение и равнодушие. Я будто стала много старше, будто бы враз устала от жизни и от глупых безнадежных стремлений, все окружающие предметы не вызывали у меня интереса. Спокойствие и отрешение

заполнили мой разум. Я вспомнила неприятную ссору с отцом и задумалась о ней. Мне хотелось вести себя достойно и следовать всем мыслимым и немыслимым правилам, лишь бы не привлекать отрицательного внимания и не становиться участницей глупых скандалов. Поддаться, отступить, промолчать ради этого нового восхитительного спокойствия – вот что подсказывали мне мои новые чувства. Вскоре я заметила, что мои руки стали более бледными и худыми – тогда я бросилась к зеркалу, откуда на меня посмотрело незнакомое мне лицо. Эта женщина была чем-то похожа на меня, но гораздо тоньше и моложе, а также имела вид куда более болезненный и слабый, как если бы она совсем не выходила на свежий воздух. Кроме того, черты её казались более мягкими, а кожа более нежной и гладкой, будто ей никогда в жизни не приходилось смеяться или хмуриться. Наиболее вероятной мне кажется теория, что эта часть моей натуры развивалась слабее, чем та мятежная часть, которую я нежно лелеяла в своей душе, регулярно подкармливая различными тайными занятиями и дерзкими словами.

Удивительнее всего же было то, что, взглянув на неё в зеркало, я не почувствовала ничего. Даже один взгляд на человека дарует нам какое-то чувство: кто-то с первого взгляда располагает к себе, кто-то пугает и отталкивает, кто-то завораживает предвкушением интересной беседы, а от кого-то всё внутри будто бы содрогается дурным предчувствием. Это же лицо не вызывало ничего, будто бы я смотрела на голую стену, но никак не на человеческие черты. И тем не менее это была я. Более того, это именно та я, которую вы уже привыкли знать и которую еще не раз увидите впоследствии. Думаю, вам придется поднапрячься, если сейчас вы попытались вспомнить моё настоящее лицо.

Мне предстояло продолжить опыт – убедиться, не потеряла ли я свой прежний облик и характер безвозвратно. Меня должен был бы охватить ужас из-за подобной перспективы, но мой новый образ мышления не дал мне даже расстроиться из-за этого. Тем не менее, моё равнодушие нисколько не помешало мне. Наоборот, смешав нужные ингредиенты, я не дрогнула, не замедлилась, даже зная о том, какую боль принесет перевоплощение. Я делала, что должно. Испытав новые муки, я снова приобрела вид и характер Гвенет Джекил.

Вы, наверное, думаете, что в тот момент появилась Эмилия Хайд? Увы, нет. В ту ночь появилась та, кого вы теперь знаете и впредь будете знать как Гвенет Джекил. Та ночь была решающей. Если бы на этот опасный эксперимент меня подтолкнуло не отчаяние, не желание избавления и спокойствия, моя жизнь могла бы сложиться по-другому. Смесь действовала безразлично: она не была ни божественным даром, ни адским искушением, она лишь освобождала то, что заперто в душе человека, то, что сильнее всего жаждало вырваться в ту самую секунду, когда человек делал первый глоток. Моё отчаяние породило мой новый образ, покорный и равнодушный, полностью пригодный к той жизни, что была мне уготована. Тем временем моё

первоначальное «я» осталось неизменным – всё той же смесью не сочетающихся элементов, настолько разных, что приносят страдание своим сосуществованием, и разделить эту смесь у меня уже не было никакой надежды.

Моё изобретение не стало спасением, словно морфий для безнадежного больного, оно могло лишь избавить от страданий, но не могло лечить. Между мной и долгожданным избавлением стояла лишь одна проблема – внешне моя вторая сущность пусть и была во многом схожа с моим первозданным видом, но всё же не была моей полной копией; её появление вызвало бы переполох в доме и недоумение в обществе. На следующий день я сказалась больной. Ссылаясь на сильнейшую мигрень две недели я провела в темноте и одиночестве своей комнаты, лишь изредка посещаемая слугами и врачом, который, впрочем, не находил причин недомогания.

Полностью осознавая, что пути назад не будет, прежде, чем объявить о своём полном выздоровлении, я выпила свой чудодейственный состав. Моё тело снова изменилось, я стала тоньше, ниже и бледнее. Я постаралась скрыть разницу лиц румянами, сурьмой и помадой, накинула на плечи теплую шаль, чтобы казаться крупнее. Как я и ожидала, никого не смутил мой новый облик. Худоба и слабость были признаны следствием изнурительной болезни, а обилие румян, приличное разве что на балу, – кокетливой попыткой юной леди скрыть своё недомогание. Даже волосы, что стали на несколько тонов темнее были приняты с большим равнодушием. Удивительно, сколь мало внимания уделяют люди друг другу! Лишь одна служанка, что до моей выдуманной болезни каждое утро помогала мне собрать волосы, в изумлении отпрянула от меня. Она тут же спохватилась и, извиняясь, рассказала, что по своей невнимательности верила, что глаза у меня были голубые словно небо, а потому была удивлена, обнаружив их серыми. Какая ирония, единственный внимательный и неравнодушный человек