Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей - Александр Герасимов

— Ты проницательна, дочь моя. При воспоминаниях о Трое всю радость победы в моем сердце заглушает великая печаль. Да, это было время героев, пьянящих успехов и звона мечей. Но слишком много друзей безвозвратно покинули меня в те дни… Сотни ни в чем не повинных людей навеки закрыли глаза во время осады Трои, а крики умирающих до сих пор порой звучат в моих ушах.

Гермиона давно не видела такой печали в глазах отца.

— Пусть мои стареющие кости уже скрипят, словно мачта корабля, а мышцы высохли и уподобились веревке, но видит Зевс — не хотел бы я снова стать моложе! Не хотел бы пережить Троянскую войну еще раз…

— Почему ты не отошел со своим войском к кораблям, когда город пал? — царевна дождалась, когда отец умолкнет, и с нажимом задала давно волнующий ее вопрос. — Тогда бы грабили, насиловали и убивали одни микенцы. Зачем жители Крита участвовали в кровавой расправе, о которой и спустя годы ходят рассказы? И ведь многие еще гордятся этим.

Царь поморщился от проницательного, колючего взгляда дочери:

— Не все в этом мире можно объяснить, милая. В каждом человеке есть зерна хорошего и дурного. Наши войска устали от долгой осады… Многие солдаты потеряли своих товарищей, а война всегда разжигает в мужчинах пыл и гнев…

Идоменей отвел взгляд:

— У меня не было возможности удержать воинов, когда стены Трои пали. Солдаты просто бы сорвались с цепей после долгого ожидания, жестоких стычек и трудных походных условий. Людям нужно было…

— Поразвлечься, — холодно подсказала его дочь.

— Можно и так сказать.

— Отец, я всегда любила тебя и считала, что ты великий, добрый человек. Но порой бывают времена, когда я испытываю лишь презрение… К войне, к большинству мужчин на этом свете. К тому, что люди зовут «боевыми подвигами». К Микенам… И даже к тебе.

— И я заслуживаю твоего осуждения, — неожиданно согласился владыка Крита.

Не раз вспоминала впоследствии Гермиона тот разговор. Тогда царевна ожидала, что отец в гневе накажет ее за столь дерзкие речи. Смирение Идоменея удивило ее и даже посеяло семена сострадания к старому царю.

Но теперь от этих чувств не осталось и тени. Гермиона слушала, как беседуют о Троянской войне Идоменей и Орест, и понимала, что ее отец в душе по-прежнему остается воином, привязанным к звону мечей и грохоту щитов.

Орест расспрашивал критского царя о великих битвах и прославленном Агамемноне. Что бы Идоменей ни говорил своей дочери прежде, для микенского царевича у него находились совсем иные слова. Гермиону это злило, и на микенца она поглядывала с плохо скрываемой неприязнью. Ей казалось, что Орест — потомок легендарных завоевателей, Агамемнона и Атрея, — воплощал в себе заносчивую самовлюбленность и жажду славы, присущую всему Львиному народу.

Хотя в последние годы Микены не вели войн, Гермиона не обольщалась. Бесконечные сражения должны были рано или поздно обескровить самую могучую армию… Но придет день, когда микенцы снова посмотрят вокруг, увидят добычу и вновь окрасят в алый цвет свое оружие. Такими же были троянцы, покорившие в свое время многие земли по другую сторону моря. Такими были — и оставались, — тщеславные хетты с египтянами.

Хоть Троя пала, но пока существуют Хаттуса, Мемфис и Микены, покоя этому миру не видать. Любые торговые договоры, любые браки между наследниками соседних царств создавали лишь хрупкое подобие равновесия. Там, куда обращался взор сильных мира сего, рано или поздно проливались кровавые реки…

Дворец у Идоменея был большой, всем хватало места, и Гермиона нечасто сталкивалась с презренными микенцами. Иногда она чувствовала на себе пристальный, почти неприличный взгляд Ореста, если они где-то пересекались. Царевне испытывала от этого то неловкость, то раздражение. Однако иного повода обвинить себя в невежливости сын Агамемнона не давал.

Вообще, гости вели себя на удивление мирно для тщеславного и злого народа, образ которого она носила в своей душе. Тем не менее Гермиона была уверена, что это всего лишь налет благопристойности, который исчезнет при любом удобном случае.

В один из погожих вечеров, когда помощь во дворце не требовалась, а Идамант, ее маленький брат, уснул после игры в прятки, царевна вырвалась из роскошных покоев и решила немного поплавать в море. На конюшне ей быстро приготовили колесницу, запряженную могучим пегим жеребцом — Гермиона сама предпочитала править, не полагаясь на услуги возницы. Из Кносского дворца девушка направилась прямиком к берегу. До него можно было добраться и своим ходом, но поездка была привилегией, которой она охотно пользовалась как царская дочь.

Несмотря на свободные нравы Крита, даже здесь для женщин существовали нелепые запреты. Например, лишь мужчина мог править лошадьми. На царский род ограничения не распространялись, однако Гермиона все равно их не одобряла. Если она сядет на кносский трон и станет владычицей Крита до того, как возмужает Идамант, то пересмотрит этот нелепый обычай… И многие другие заодно.

Обычно в это время на побережье хватало людей. Критяне купались в нагретой за день воде, отдыхали на песке после трудового дня или, зайдя в море по колено, стирали одежду. Мальчишки со смехом бегали друг за другом, а некоторые пытались что-то найти под прибрежными камнями. Гермионе же хотелось немного тишины и покоя, а потому она направила колесницу к уединенной бухточке, надежно укрытой от ветра и посторонних глаз — ей пользовались только критские правители и приближенная к ним знать. Берег обустроили еще при отце Идоменея, и с тех пор туда регулярно подвозили белый песок, тщательно его выравнивая. Простолюдинам появляться в этом месте было запрещено, потому девушка рассчитывала поплавать вдали от чужих глаз.

Добравшись до берега, она сошла с колесницы, привязала лошадь к деревцу, торопливо скинула гиматий и сандалии, после чего легко побежала к белым барашкам волн впереди. Босыми ногами она чувствовала тепло песка, еще не успевшего остыть после жаркого полудня.

Погрузившись в воду, Гермиона ахнула от удовольствия. Царевна не стала задерживаться на одном месте, а поплыла в открытое море. Она великолепно плавала и гордилась этим.

Гермиона заплыла довольно далеко, затем сделала пару больших кругов, даже не запыхавшись. Когда дочь Идоменея наконец решила, что с нее довольно, и повернула обратно, то заметила в прозрачной воде большую тень.

Гермиона перепугалась: воображение услужливо подкинуло образ голодной акулы. Но тут над водной гладью показалась мужская голова, которая сделала глубокий вдох. Девушка успокоилась… и сразу вновь напряглась. Это не был Неоптолем или кто-либо еще, кто имел доступ к месту царского отдыха…

Затем