Охотник на вундерваффе - Владислав Морозов

Похоже, врываться в деревню бравый Лавкин уже резко передумал (ну да, ведь на то и война, чтобы планы изменять, вот же козел!), тем более что сейчас по пехоте и «Т-26» били не только минометы и пулеметы, но и еще какая-то артиллерия. На слух разрывы были из довольно крупного калибра, миллиметров этак на сто. А это уже было серьезно…

Выходит, Лавкин, этот фигов «стратег» со своими «спутниками пехоты» даже немецкие пулеметы подавить не сумел, а едва припекло – начал отходить. Неприятно, но для осени 1941-го вполне ожидаемо. Если бы тогда большинство у нас воевало хоть чуточку иначе, немцы не оказались бы на подступах к столичному Речному вокзалу…

Выходит, влипли… И мой экипаж в целом, и я в отдельности. Теперь вероятность трагической развязки возрастала с каждой минутой, а особого прока в этой «русской рулетке» видно не было. По крайней мере, насчет задач моего появления здесь все так же не прояснилось решительно ничего, и какой-либо этапно-стратегической цели, которую я бы мог уничтожить огнем из своей «КТ-28» в пределах видимости не наблюдалось. Теперь я уже вполне понимал, что этот мой бравый прорыв кончится очень плохо, и в этом случае надо успеть быстро покинуть машину…

И что было делать – после фактического срыва атаки, с одним, пусть и очень большим, танком? Поворачивать оглобли или продолжать до полного израсходования скудного боезапаса в надежде на новую вспышку наступательного порыва у тех, кто сейчас копошился в грязи позади нас? А ведь нам при габаритах «Т-35» и развернуться-то не так-то просто…

Но пока что наш «тридцать пятый» медленно полз вперед, пересекая очередную деревенскую улицу, и я прислушивался к разрывам тяжелых снарядов, которые пока рвались все так же далеко от нашего танка.

Слева, чуть спереди нас, во дворе мелькнул небольшой грузовик мышино-серого цвета с распахнутыми дверями кабины и откинутым задним бортом – в кузове просматривалось что-то, похожее на армейскую тару. Тут же последовал выстрел из 45-мм малой правой башни, и немецкая машина загорелась. А потом обычный пожар неожиданно перешел в фейерверк – во все стороны с визгом и грохотом полетели какие-то мелкие предметы, щепки и длинные разноцветные искры. По звукам многочисленных рикошетов от нашей брони я догадался, что в кузове этого грузовика, похоже, были ящики с патронами, которые и начали взрываться.

Во все стороны от горящей машины метнулось десяток фигур в уже знакомых темных серо-зеленых шинелях. Я выпустил по ним длинную очередь из своего башенного «ДТ» и, кажется, попал в двоих. Малые башни продолжали лупить из пулеметов направо и налево, благо целей было в изобилии. Еще несколько немцев упало замертво – нехитрая тактика конца 1920-х годов продолжала оправдывать себя…

В этот момент по нашей лобовой броне пару раз ударило. И весьма чувствительно.

Чей-то глухой голос внутри танка (мехвод, командир правой передней, малой пушечной башни?) заорал:

– Товарищ командир! Танк впереди! Слева!

Начав доворачивать главную башню в указанном направлении, я бросил заряжающему:

– Внимание!

Он без лишних слов дослал снаряд, только лязгнул затвор.

И точно, буквально метрах в трехстах в моем прицеле возник небольшой танк – темно-серый «38(t)» чешского производства, благодаря своим четырем большим опорным каткам чем-то отдаленно похожий на советские «БТ».

Его покрытая крупными заклепками башня смотрела стволом длинной 37-мм пушки прямо в нашу сторону. Сейчас как выстрелит…

Но первым успел выстрелить все-таки я из своей 76-мм. Естественно, попал, не мог не попасть с такого-то расстояния. Была светлая вспышка разрыва где-то в области сопряжения башни немецкой машины с корпусом, а потом из всех щелей «38(t)» повалил дым, сначала бледно-сизый, а затем становившийся все гуще. Откинулся купол командирской башенки и два передних люка немецкой машины, и оттуда поспешно вывалились трое танкистов в черных комбезах (если точнее – это были короткие куртки и штаны) и объемных беретах. Комбез на спине одного танкиста горел.

Самого медлительного из этой троицы тут же достала очередь «ДТ», и он, мешком скатившись с брони, остался лежать возле правой гусеницы своего горящего танка.

Наш «Т-35» меж тем миновал подбитый танк и выскочил на небольшую площадь среди руин.

Вокруг, как и везде в Нижних Грязях, были следы недавнего боя – земля была густо истыкана воронками, а на земле, среди россыпей стрелянных гильз, в нескольких местах лежало с десяток трупов в наших шинелях, ушанках и касках. В руках убитые продолжали сжимать винтовки, а возле одного я рассмотрел даже пулемет «ДП». Похоже, гитлеровцы еще не успели обыскать убитых и собрать трофеи.

А на другом конце площади был просто праздник какой-то – небольшой, напоминающий за счет образующих бронекорпус наклонных плоских панелей, то ли гигантский молоток, то ли лезвие топора аналогичных размеров двухосный броневичок с открытой сверху пулеметной башенкой и поручневой антенной (кажется, такие у немцев назывались Sd. Kfz.222) и пара легковых «Кюбельвагенов» пытались завести двигатели, развернуться и уехать прочь из деревни. При нашем появлении от них в разные стороны кинулось десяток немцев, в том числе, кажется, двое офицеров. Мы привычно открыли огонь их всех наличных стволов. В броневик я дополнительно влепил трехдюймовый снаряд. Через пару минут все было кончено – немецкая техника горела, а не успевшие убежать пять или шесть сверхчеловеков остались лежать в грязи, в мертвом и холодном виде.

При этом среди хаоса звуков боя я услышал, как тяжелые снаряды ложатся уже значительно ближе к нам, а передняя малая пулеметная башня нашего «Т-35» по какой-то причине перестала стрелять.

Наш танк между тем миновал площадь и вломился в очередной двор, снеся левой гусеницей дощатый нужник типа «сортир». Экипаж не переставал вести огонь во все стороны, появлявшиеся в пределах нашей досягаемости немецкие солдаты все так же поспешно отходили, а малая башня продолжала молчать.

Убит? Заклинило?

Непонятно – башенка замерла в положении с повернутым на левый борт стволом пулемета.

Я открыл было рот для опроса экипажа на предмет потерь, но в этот момент последовали два сильных взрыва явно из приличного калибра справа от нас. Причем относительно недалеко – по броне забарабанили комья земли и крупные осколки. Это точно была не полковая артиллерия, а нечто посерьезнее. Где-то поблизости от деревни у немцев точно стояла батарея-другая 105-мм гаубиц, и они начали нащупывать наш медленно ползущий через эти чертовы Нижние Грязи одинокий танк. Черт…

– Что это, товарищ командир? – спросил заряжающий весьма испуганным голосом.

– Что-что. Это немецкая дальнобойная пристреливается. Теперь держись!

Заряжающий захлопал ресницами в полутьме боевого отделения, но ничего сказать не успел (таким я его и запомнил), потому что через минуту пара разрывов легла уже слева от нас. И если я хоть что-то понимал в тактике артиллерийской стрельбы, была… Правильно – «Вилка»… Блин… Тогда нам точно тырдец…