Если бы меня спросили снова - Елена Лабрус

очень вкусный, совсем не такой, как из банки. И они съели целое ведро варёной кукурузы, и у них потом болели животы.

— Эх, сейчас бы кукурузки, — вздохнула Ирка, когда ей принесли и поставили на стол бутылку с молоком.

— А это что? — удивился Вадим.

— Потом расскажу, — засунула она бутылку в свою почтальонскую сумку и посмотрела на часы. — Поехали?

— Да, — кивнул Вадим уверенно.

— Вадим, — остановила его Ирка, прежде чем выйти из отеля. — Прости. Мне жаль, что я сорвалась. Жаль, что наговорила лишнего…

— Ничего, — обнял её Воскресенский. Погладил по спине. — Он правда тебя бил?

— Петька? Нет. Один раз ударил по лицу. Но я заслужила.

— Нет. Нет ни одного оправдания для того, чтобы ударить женщину. Ни одного.

И больше не добавил ни слова.

Глава 33

На стене в Иркином номере висела карта Могадишо и окрестных территорий.

Красным флажком отмечено место в океане, где пропал с радаров Север. Жёлтыми был разделён на участки берег. От порта до самых крайних скоплений рыбацких лодок они поделили берег на участки, что успевали пройти за день, и Ирка втыкала на каждый столько флажков, сколько раз они там были. Синими флажками она отмечала больницы, что они ещё не посетили, зелёными — что уже прошли. Дакенли, Дигфер, Банадир, Каамил, Джазира, Лиибан, Лансеретти, Мартини — каждая больница в Могадишо имела имя. Ирка помнила их все наизусть. И синий флажок остался всего один.

Сегодня с утра, глядя на этот сиротливый флаг, она с ужасом подумала: а вдруг им придётся вернуться ни с чем. Сколько ещё они смогут себе позволить здесь пробыть? Месяц, два, три? До первого сентября? До Нового года? В этом чёртовом климате смены времён года словно и не было, время словно стояло, поэтому ничего не стоило в нём заблудиться.

Спасибо, мама дала Ирке карт-бланш и ни о чём не спрашивала.

Но мама думала, они с Вадимом пытаются наладить отношения, поэтому дипломатично не вмешивалась и не торопила. Надеялась, они приедут как минимум с видами на будущее, как максимум обручённые или даже беременные, а они…

Вернее, она.

Она упрямо гнала любые мысли, не связанные с Петькой. А Вадим уважал её границы. Её одержимость, её миссию, её чувства.

Уважал настолько, что дверь между их комнатами всегда оставалась открытой, словно они жили в одной большой квартире, но ни разу Вадим не позволил себе войти без разрешения.

Уважал настолько, что слушал Иркины истории, в которых неизменно фигурировал Петька, и терпеливо давал ей возможность выговориться.

Хотела ли она, чтобы он был чуть смелее? Хрен знает, но скорее нет, чем да.

Вспоминала ли слова его чёртовой жены, что сказала: «Всё, чего он хочет — это не ты, а отомстить тебе»? Каждый день. До сегодняшнего утра.

Боялась? Нет.

Ну как он может ей отомстить? Наивно думала Ирка.

Заново влюбит, даст почувствовать себя в безопасности, сделает предложение, а потом вероломно бросит? Этот план забуксует на первом же пункте.

Отнимет у неё сына? Конечно, Вадим изменился, но подлость — это черта характера, которая либо есть, либо нет, а в нём и зачатков её не было, чтобы отрастить. Он любит сына.

Что ещё? Задушит её как Отелло? И стоило для этого ехать в Сомали.

Хотя чего-то Ирка, конечно, и не знала про Вадика, того, что знала его жена. Истово занятая поисками Петьки, чего-то не чувствовала, не понимала, даже не догадывалась. Как это обычно случается, может, глаза её откроются, только когда это что-то случится, думала она. И она будет растерянно восклицать: «Как я раньше не догадалась? Где были мои глаза?»

Ну, пусть. Лишь бы Петька нашёлся. А когда он найдётся, может, выяснится, что жена Вадима не просто лживая сука, которая ему изменила, а злая лживая сука, которая ляпнула про месть со злости, чтобы Ирка изводила себя подозрениями.

Когда сегодня всё это из неё выплеснулось, сначала она подумала: «Ну вот же, да! Вот чего он хотел! Как я раньше не поняла!» А теперь ей было стыдно, что она так долго забивала себе голову словами лживой суки. Да, с Борисом она оказалась права. Но Вадима ведь просто оболгала.

И то, что он не стал оправдываться, и ни разу не сказал про жену ни одного плохого слова, говорит о нём больше, чем все её слова, вместе взятые.

Это Петька мог назвать Веронику лживой сукой. Ирка, кстати, спросила потом, как он узнал. И даже не удивилась, когда выяснилось, что Петька случайно подслушал. Мама попросила его отвезти Андрея к отцу, Вадим сказал, что заберёт его сам, но раз уж Петька всё равно на машине… (как это было похоже на маму).

Вадим, конечно, не ожидал, что кто-то их может услышать, когда они будут выяснять отношения с Вероникой, и никогда бы не позволил себе никаких сцен при сыне. Они были одни, а Петька оставил Андрюшку в машине, когда пошёл уточнить, дома ли Вадим и стал свидетелем их сложного разговора на повышенных тонах.

— Он не знает, что я всё слышал, — ответил Север на Иркин вопрос. — Никто не знает, кроме тебя.

— Как думаешь, почему он не сказал? — спросила Ирка.

— Ну это как-то стрёмно, когда тебе наставляют рога. Для мужика просто полный зашквар.

— А зачем ты пошёл за мной?

— Вот ты дурында, — усмехнулся он. — Потому что снег, темень, вечер, хрен его знает, кто там шарится по тем аулам, прицепится какой-нибудь дебил, или пьяный. Ну неужели это надо объяснять? Или ты хотела услышать, что я волновался?

— От капитана дальнего плавания, который регулярно бросает жену на два-три месяца одну, да, я именно это и хотела услышать.

— Это моя работа, Ир, но это не значит, что я не волнуюсь. Увы, каждый день.

— А вот это уже глупо, — ответила ему тогда Ирка. — Глупо волноваться, когда ты всё равно ничем не сможешь мне помочь, находясь за тысячи километров. Не волнуйся больше, хорошо?

— И ты обо мне. Договорились? Даже если я неделями не выхожу на связь. Не надо, как делают некоторые, обрывать телефоны начальства. Если что-то случится, тебе и так позвонят.

И она не обрывала, как договорились. Даже в те две недели... до того, как ей позвонили…

Обо всём