Девушки выбирают героев - Светлана Лубенец

И все-таки ей было настолько неспокойно, что заснуть в ту ночь она не смогла. Она сидела, завернувшись в одеяло, в их с Сергеем супружеской постели и тихо плакала. Утром ей придется опять брать день за свой счет по семейным обстоятельствам. Женя очень редко позволяла себе подобное, а тут вдруг получается второй раз подряд. Сначала для одного мужчины, потом – для другого. Для другого, то есть для мужа, ей скорее всего придется брать несколько дней. Он же будет совсем беспомощным после операции. Сереженька, бедный… Пусть он ее простит, потому что она любит его! А как же Саша? Женя представила себе красивое лицо Ермоленко, его пламенное признание в том, что она самая светлая женщина в его жизни, и с ужасом осознала, что его она тоже любит. Как же так? Разве можно любить двух мужчин сразу? Всем известны вечные женские приговорки: дорогой, любимый, единственный. А тут сразу двое любимых… И почему у нее все не как у людей, неправильно? Или это у людей не так? И кто знает, как правильно?

Утром, как можно раньше, Женя примчалась в больницу к мужу. Она почему-то думала, что увидит его в отдельной палате, увитого разноцветными проводками, подключенными к космическому пульту с мигающими лампочками и ползущими по мониторам диаграммами. Действительность превзошла ее самые смелые ожидания. Сергей, седьмой в шестиместной палате, лежал прямо напротив двери на узком топчане без всяких признаков проводков и диаграмм. На нем была белая больничная рубаха с бордовыми ягодками и синим клеймом у ворота «хирург. отд. № 2». Мужчине, который лежал в углу у окна, как раз делали клизму, и палата была погружена в невообразимую вонь. Женя хотела переждать это мрачное действо в коридоре, но медсестра махнула ей рукой: мол, проходите, чего ждать, если тут каждую минуту какие-нибудь неслабые процедуры на семь-то человек.

Стараясь дышать неглубоко и только ртом, который не так чувствителен к запахам, и не смотреть в тот клизменный угол, Женя присела на шаткую табуреточку возле мужа. Сергей спал или находился в забытьи. Женя беспомощно оглянулась на медсестру. Та, закрыв нижнюю половину тела мужчины на судне одеялом, собиралась вынести из палаты стойку с кружкой Эсмарха.

– А он… что… – шепотом спросила Женя, показывая на мужа. – Ему плохо?

– Ему нормально, – бодро ответила медсестра с острым носиком и очень цепкими глазами, каковые наверняка и должны быть у медсестер, чтобы не пропустить у больных каких-нибудь важных перемен. – После операции все почти сутки спят, так что вам лучше прийти завтра.

– А сегодня…

– А сегодня ему почти ничего не надо. Сбегайте в магазин напротив больничного городка, купите воды без газа – и все дела!

– Я принесла! – обрадовалась Женя. – Мне в справочной сказали…

Она хотела выставить на тумбочку пару голубых пластиковых бутылок, но никакой тумбочки рядом с топчаном не было.

– А куда же… – опять растерялась Женя и испугалась до противных мурашек на теле.

– Вот когда с табуретки слезете, на нее и поставите, – сказала участливая медсестра. – А после одиннадцати будет выписка, освободится кровать, мы его и переложим. Там вам будет и тумбочка, и личное судно.

– Женя… – Сергей вдруг подал голос. Он показался ей чужим и будто раздавшимся из-под воды.

– Я, Сереженька, я!! – неуместно громко для больницы выкрикнула Женя. – Как ты?

– Нормально… Спать хочется…

– Так ты спи, спи, а я посижу…

– Вот говорю вам – идите, женщина! – сказала вдруг неизвестно почему рассердившаяся медсестра. – Прямо пройти негде, вы же видите! А завтра милости просим! Уж наговоритесь всласть!

Женя тут же спрыгнула с качающейся табуретки, выставила на нее две бутылки «Aqua Minerale», негазированной, и вылетела в коридор впереди кружки Эсмарха. Она смутно чувствовала, что не права. Надо было остаться и служить Сергею преданной собакой. Подумаешь, не протащить этой тетке свои клизмы! У нее клизмы, а у Жени – муж. Чувствуешь разницу, ретивая жрица клизматория?!

Все дело в том, что Женя была здоровой женщиной. Как каждого здорового человека, ее пугали и кружки Эсмарха на стойках, и капельницы, и более всего люди в белых халатах, которые без всякого сострадания очень больно берут кровь, делают уколы, чересчур далеко залезают в горло и в другие отверстия, ему прямо противоположные, пишут в карточке запредельноневнятными медицинскими почерками и выносят приговоры: «Пациент скорее жив, чем мертв», «…скорее мертв, чем жив», «…если пациент умрет, так и так умрет, а если выживет, так и так выживет…» Правда, нынче по коридору сновало множество медработников не в белых, а в кокетливых розовых халатиках, голубых и даже в некоем подобии брючных костюмов цвета морской волны, но это разнообразие цветов спокойствия Жене не прибавило. Она топталась в коридоре, размышляя, в какую сторону двинуть, у кого спросить, во что в конце концов вылился «острый живот» Сергея, и очень хотела выплакать накативший на нее в этом учреждении ужас.

Наобум определив направление движения, Женя повернула вправо и натолкнулась на доктора Филиппова. Она бросилась ему на грудь с криком:

– Что с ним?

Юра осторожно отцепил от своего по-прежнему белого халата ее руки и, улыбаясь, сказал:

– Я вас помню. Вы Женя.

Она кивнула.

– Все нормально, Женя, – продолжал улыбаться Филиппов. – Всего лишь аппендицит, правда, уже начался перитонит. В общем, вы вовремя приехали. Еще бы немного промедлили, и… Но вы успели, и теперь ваш муж будет поправляться.

Еще бы промедлили… Начался перитонит… Это она, Женя, медлила, обнимаясь с другим мужчиной. Если бы не пришла Никольская, то она медлила бы еще, и Сергей…

– Что с вами, Женя? – засуетился Филиппов, пытаясь поднять съехавшую на пол женщину. – Говорю же вам: все уже позади! Все в порядке, слышите? – И крикнул куда-то в пространство: – Зоя! Тут опять с родственницей плохо! Укол!

– Нет-нет… – очнулась Женя. – Не надо уколов… Я сейчас… У меня просто обстоятельства… особые… извините…

С помощью Филиппова она поднялась с пола, отерла проступившую на лбу испарину и сказала:

– Юра, я не просто Женя. Я Женя Богданова. Мы жили в одном доме на улице Вокзальной. Помнишь: «Море волнуется раз, море волнуется два…»? Почему-то мужчины меня не узнают. А Галка сразу узнала… ну, которая за Николаева замуж вышла…

– Женька… Не может быть… – растерялся всегда уверенный в себе лучший хирург города Колпина. – Вот так номер! А я все думаю, кого мне эта Женя напоминает! Вот оно что!

– Юрий Петрович! В двести восьмой палате у дедка открылось кровотечение! – К Филиппову подскочила юная медсестричка.

– Да-да, сейчас иду… – ответил ей Юра, посмотрел на Женю и еще раз сказал: – Выше нос, Женька с улицы Вокзальной! Мы ж один за всех и все за одного! Прорвемся! А поговорим после! Обязательно! – И он помчался вслед за медсестрой в голубом брючном костюме, отделанном элегантным снежно-белым кантом.