Ричард Длинные Руки - ландлорд - Гай Юлий Орловский

— Можно и малька, — согласился он. — Можно и ничего не поймать... А то и тебя поймают. Но жизнь — есть риск. Если не забрасывать удочку, то уж точно ничего не поймаешь. Мне терять нечего, дома меня не терпят. А в чужих краях либо голову сложу, либо богатство и земли получу!

Я кивал, сохраняя благодушно-благожелательное выражение лица. Все нормально, все типично, вот только эта черная тень у него за спиной, живая или квазиживая, — это уж совсем нетипично. Никогда такого не видел, не слышал, даже не предполагал. Но если часть жизни этого рыцаря в ней? Тогда он неуязвим. Или почти неуязвим. Или, напротив, это демон, который только и ждет любого промаха хозяина, чтобы утащить в ад?

Допив вино, я с самой любезной улыбкой распрощался, барон де Фог ответил так же любезно. Служанка уже высматривала меня, я попросил показать свободную на ночь комнату, она с понимающей улыбкой повела показывать, я поднимался за ней по лестнице, пухлый зад прямо перед глазами, руки чешутся ухватить, а мудрый внутренний голос сказал, что я сделал все правильно и... да, правильно!

Золотой я дал, оказывается, не зря. Полночи наслаждался, как паук на жирной мухе, потом она ускользнула: надо замесить пойло коровам, а потом сдоить перед тем, как выгнать к пастуху, а я, совершенно обессиленный, провалился в глубокий счастливый сон без всяких сновидений.

Пробудился от яркого солнца, что старательно приподнимает веки, чтобы ужалить в глаз, перевалился на другой бок, но вспомнил, что время работает против меня, вскочил, оделся и через пару минут был уже внизу в общем зале. Служанка убирает со столов, наклоняясь так, что платье вздернуто выше колен, верх неприличия. Увидела меня, зарделась, как невинная девушка, опустила глазки.

Хозяин подошел, вытирая руки о фартук, уже бодрый, высланный.

— Завтракать изволите?

— Обязательно, — сказал я. — У вас хорошо кормят. И вообще у вас прекрасное обслуживание.

Он кивнул, довольный, проследил за моим взглядом.

— А-а, Жанета... Задница-то у нее золотая, а вот голова дурная.

— Идеальная женщина, — согласился я. Он подумал, кивнул.

— Да, с такими никаких хлопот. Жареные гуси будут только к обеду, а молодой каплун в сметане подойдет?

— Неси, — велел я.

Замок Сворве весь горит на солнце золотым огнем, словно игрушка из чистого золота. Зеленый холм, на котором его поставили, почти и не холм или же опустился за тысячи лет, здесь меряется сотнями и тысячами лет, изумрудная трава настолько свежая и сочная с виду, что хоть королей корми.

Зайчик прибавил шагу, замок медленно приближается, я вспоминал уверения Барбароссы, что он защищен самим расстоянием от столицы, плохими дорогами, а также всеми этими болотами, песками, лесом и бурной рекой, что всякий раз сносит все мосты. Однако Барбаросса не упомянул, что замок сам по себе выглядит достаточно защищенным: четыре башни, окна чуть ли не под крышей, высокая каменная стена вокруг замка дают дополнительную защиту. По самому верху стены прохаживаются, как деловитые вороны, стражи, блестят доспехи и наконечники копий.

В центре замка высится, как заводская труба, угрюмая каменная башня, сложенная из массивных глыб, скрепленных явно цементом. Это теперь знаем, что цемент изобрели еще римляне, а так наивные все еще удивляются прочности римских, а затем средневековых стен.

Ага, вот еще новинка, ранее как-то не попадалось: аккуратно подобранные бревна, по три штуки крепятся к самому верху стены на внешней стороне. Стоит отпустить рычаг или просто перерубить веревку, и покатятся по длинному склону, разбегаясь в стороны и расшибая в лепешку даже самых закованнейших в железо рыцарей.

Таких связок семь штук, все аккуратно рядышком, чтобы не дать наступающим ни шанса. Конечно же, весь холм как будто вылеплен умелой рукой: ни бугорка, ни ямки, где укрыться, только невысокая трава.

Сразу под стеной широкий ров, вода до самых краев. Подъемный мост достаточно широк, но это в пользу внезапной вылазки, когда из замка внезапно ударят крупным отрядом, а вот так же внезапно по такому мосту не ворвешься: поднят, а на крыше привратных башен часовые расхаживают не для красоты.

— Близок локоть, — сказал я Зайчику, — да не укусишь. Это я к тому, что это все мое, мое, мое... Да только, никто здесь так не думает...

Как сказал однажды Барбаросса, приняв замок, становлюсь бароном Ричардом де Сворве и Коде... Там теперь, дескать, практически свободен замок и принадлежащие ему тридцать две деревни и два городка... Я тогда сразу зацепился за это «практически», дьявол, как известно, в мелочах, а эта мелочь, как оказалось, зря время не теряла. Ухитрилась, потрясая знаменем погибшего супруга — конечно же, павшего в борьбе против тирана, — собрать вокруг себя не только всех или почти всех его вассалов, но и лордов окрестных земель...

Конечно, я сам в этом виноват, если с точки зрения Барбароссы. Если бы отправился сюда сразу же, как он велел, а потом даже здесь все бросил, все равно успел бы не допустить этого объединения. Тут Барбаросса, возможно, прав. Но все не возьмет в толк, что эти замки и земли ну никак не представляют для меня особенной ценности. Одним больше, одним меньше, а то пока буду собирать земли, как какой-нибудь Калита, за это время что-нибудь случится с дорогой на Юг, как вот с этими землями, как их, Сворве и Коце. В смысле, закроется или потеряет проходимость.

Глухо промычала корова, трое крестьян гонят к воротам замка десятка два упитанных коров. Двое вооружены луками, и только один с обычной пастушьей палкой. Коровы идут медленно, степенно, молча переговариваются одна с другой о своем коровьем.

Мы почти догнали их, пастухи в беспокойстве оглядывались на огромного черного Пса, на всякий случай перешли на другую сторону стада. Вдруг один вскрикнул, поспешно вскинул лук.

Из низких облаков вынырнули четыре темные точки и быстро понеслись к земле. Я рассмотрел быстро увеличивающихся в размерах гарпий: серых и мохнатых, похожих на огромных летучих мышей, короткие лапы с угрожающе растопыренными когтями уже готовы хватать...

Пастух торопливо выпустил стрелу, я опомнился и сорвал с плеча лук. Моя стрела пошла следом, но именно она ударила в распахнутую пасть с блестящими зубами, а стрела пастуха пошла по дуге вниз.

Взлетели еще стрелы второго, одна только ударила в гарпию, а мои стрелы пробивали головы, шею, вонзались в мохнатые тела. Они страшно орали, визжали, одна круто развернулась и торопливо уходила почти над самой землей, а остальные опускались к земле, отчаянно били крыльями, пытаясь удержаться.

Одна круто изменила направление, я не успел глазом моргнуть, как обрушилась на меня. По голове ударили жесткие перья, я ухватил за худую морщинистую лапу и сдавил, сразу же услышал слабый треск: у всех летающих тонкие полые кости, отшвырнул с отвращением. Ее на лету подхватил Пес и с удовольствием начал трепать, как тряпичную куклу.