Крыса в храме. Гиляровский и Елисеев - Андрей Добров

– Простите, но стула для посетителей у нас нет, – сказал Карп Семенович, – потому как и посетителей тут не бывает. Вы – первый гость в моей тайной обители. Обычно здесь я не принимаю, но удовольствие поговорить со знаменитым репортером, а также то, что вы упомянули моего старого товарища Мураховского, всего этого достаточно для того, чтобы разжечь во мне интерес. Так что садитесь сюда. – Он указал на незанятое сиденье справа от печки. – И рассказывайте.

– Зачем вам столько газет? – спросил я, оглядывая полки.

– О, наша компания любит читать газеты и обсуждать прочитанное! Я бы сказал, что перед вами три самых внимательных читателя московских и столичных газет. Но все же я не буду подробно объяснять эту нашу любовь к газетам, достаточно уже того, что вы все это увидели. Итак?

Я сел в предложенное кресло и покосился на толстяка, который оказался по правую руку от меня. Толстяк с висящими усами не обращал на меня никакого внимания, но его ухо было обращено точно в мою сторону. Молодой человек также вошел в комнату и, плотно закрыв за собой дверь, сел за стол, сложив руки перед собой, как прилежный ученик. А Карп Семенович остался стоять, закурив короткую сигару, которую он вынул из жилетного кармана. Вероятно, здесь все же присутствовала какая-то вентиляция, иначе все трое давно бы задохнулись как от дыма трубки, так и от дыма сигар.

– Видите ли, – начал я, – меня интересует история времени, когда вы с профессором Мураховским были еще молоды и состояли вместе в революционном кружке, который я условно называю «Красный Призрак». Вы, конечно, понимаете, почему я так его назвал?

Карп Семенович улыбнулся и кивнул. Молодой человек за столом удивленно посмотрел на своего хозяина.

– Что же вы мне ничего не рассказывали об этом? – спросил он. – Оказывается, у вас было бурное революционное прошлое, Карп Семенович!

– Да, было, было, – ответил Уралов.

– Мураховский рассказал мне, что он и его товарищи пользовались двумя подземными ходами, что вели в особняк на Тверской, – продолжил я. – Но он также отметил, что существовал и третий подземный ход – им пользовались только вы, и где он находится, никому не рассказывали.

– Ну… – ответил Уралов, он же Красильников, – это дело прошлое. Я даже представить себе не могу, кому нужно раскапывать давно канувшую в Лету историю.

– Это нужно мне.

– Зачем?

– Знаете ли вы, – спросил я, – что сейчас происходит в том самом доме?

– Да, кажется. Елисеев там что-то строит.

– Группа молодых студентов профессора Мураховского, наслушавшись его рассказов о старых деньках, решила повторить ваши подвиги и возродить Красного Призрака. Из-за этого произошла трагедия – погибла дочь самого Мураховского. А ее жених пропал. Мне удалось найти два из трех подземных ходов, но я никак не могу найти третий, через который, вероятно, этот молодой человек планирует попасть в магазин, неминуемо подвергая себя опасности. И я прошу вас – может быть, в память о былой дружбе с Мураховским – рассказать, где находится ваш личный, третий ход в этот дом.

– В память о дружбе? – усмехнулся Уралов. – Нет-нет, в память о дружбе я ничего рассказать не могу, потому что и дружбы уже никакой нет. Да и не было, как я сейчас понимаю. Вся эта история теперь от меня слишком далека. Мне она кажется абсолютным ребячеством. Поймите, то, чем я занимаюсь сейчас, – вот это интересно, это меня занимает. А те дни, когда мы лазили под землей в особняк и изображали призрака, когда тешили себя дурацкими речами и мыслями о революции… Нет-нет, это не интересно. Да и Мураховский… – Он замолчал и пожал плечами.

– То, чем вы занимаетесь сейчас? – переспросил я. – Вы имеете в виду подделку документов?

– Подделку документов? – удивился Уралов-Красильников. – А! Вы про «фабрику»? Конечно нет. Документами занимается Лукич, вы его видели – маленький такой. Гениальный каллиграф, между прочим. Знаете, что его удивительное искусство каллиграфии оказывает на полицию и чиновников воздействие даже большее, чем любая самая искусная печать или штамп? Кто же усомнится в подлинности документа, написанного таким восхитительно стройным, таким безукоризненным почерком? Но, увы, протасовское наследие – пройденный этап. Теперь я занимаюсь чтением газет. Я же говорил вам? Говорил. Чтением газет – вот действительно настоящее дело! Дело будущего! Просто вам не хватает воображения, чтобы понять, сколько денег может приносить внимательное чтение ежедневной прессы. И это забавно, ведь вы – газетчик.

– Послушайте, Красильников! – не выдержал я.

– Стоп-стоп-стоп! – вскинул руку с сигарой Уралов. – А вот тут я попрошу.

– Ага! – вдруг торжествующе крякнул толстяк справа от меня.

– Идите к черту, Пеньковский! – резко обернулся к нему Уралов. – И ты, Хазаринов. – Он повернулся к молодому. – Я добрый, но играть со мной не надо! – Он снова посмотрел мне в глаза. – Играть со мной не надо, господин Гиляровский. Это может вам слишком дорого обойтись – если я решусь взяться за вас всерьез. Не упоминайте имен, которые давно умерли и похоронены.

Я небрежно махнул рукой:

– А вы не угрожайте. И не такие, как вы, угрожали мне, однако я тут. А вот где они – это другой разговор. Ни один из вас троих не сможет даже сдвинуть меня с места, если я сам не захочу встать. Вот так-то!

Уралов прошелся по комнате, склонив голову к плечу. На его короткой верхней губе я заметил маленькие бисеринки пота.

– Ладно. Вы спрашивали меня о третьем подземном ходе. Я вам ничего не скажу. Но! Дам вам другую информацию. Вы – не первый, кто меня об этом спрашивает.

– Да?

– Да-да. – Уралов обернулся к молодому человеку за столом. – Андрюша, помнишь того юношу-студента, которого ты приводил в качестве нашего потенциального раба на галерах?

Тот кивнул.

– Вот он! Он меня спрашивал про ходы в особняк.

– А что это был за парень? – спросил я, не скрывая волнения.

– Ничего особенного. Умненький, но не аккуратный в чтении, – ответил Карп. – Хазаринов, напомни, откуда ты его достал?

– Мы с ним в университетской библиотеке познакомились, – сказал молодой человек. – Он там подрабатывал на картотеке. Мне показалось – как раз такой нам и нужен. Ну, и говорю ему – подзаработать хочешь? Потом пива выпили. Я же вам докладывал, Карп Семенович.

– Трех дней не продержался, щенок, – подал голос толстяк.

– А как его звали? – спросил я.

– Бориска.

– Борис Ильин?

– Вроде того. Хотя друзья звали его Цаплей.

Точно! Это был Борис, жених Веры! Так вот откуда он мог узнать про третий ход – от самого Красильникова!

– Одного не могу понять, – задумчиво произнес я, – с какой стати он начал вас спрашивать про особняк. И с какой стати вы ему ответили?

Уралов подошел ко мне и посмотрел сверху вниз.