Тайны архивов НКВД СССР: 1937–1938 (взгляд изнутри) - Александр Николаевич Дугин

1937 года он работал в аппаратах ЦКК-РКИ и ЦК ВКП(б).

Все время был на советско-партийной работе. Знаю своего мужа 18 лет, из них 16 лет прожила с ним вместе. Полагаю, что срок достаточный, чтобы знать человека полностью.

Уважаемый тов. Берия, я заявляю, что мой муж безупречно честен. На протяжении всего пребывания его в партии у него не было ни одного замечания, ни одного выговора, ни одного недовольства им. Он никогда не уклонялся от генеральной линии партии.

Он по духу – партработник.

Я знаю его много лет и думаю, если бы он был врагом, то от меня это не ускользнуло.

Я ручаюсь за него.

Он скромен, честен, трудолюбив. Вся его жизнь была в работе. Он не щадил ни сил, ни здоровья. Четыре года он работал без отпуска и выходных дней.

Меня он оставил беременной, больной.

Теперь у меня двое маленьких детей; один родился в его отсутствие. Он не знает о нашей судьбе, живы ли мы. А я не знаю, жив ли он? В чем его обвиняют?

Восемь месяцев как он арестован, восемь месяцев ведется следствие (по справкам в окне № 9), а результатов никаких.

Я неоднократно обращалась с просьбами и заявлениями о принятии для него денег и вещей, но ответа никогда не получала.

Почему такая жестокость в отношении его?

Почему его лишили такой мизерной возможности, как передача денег?

Я не могу этого понять!

Неужели заключенный и на это не имеет права?

Уважаемый тов. Берия, прошу Вас лично разобраться в деле моего мужа и разрешить ему денежную и вещевую передачу, если возможно – свидания, так как он не знает ребенка, родившегося в его отсутствие.

Он ни в чем не виновен, он – безусловно, честен, помогите ему реабилитировать его честное имя.

Прошу мои просьбы не оставить без ответа[111].

ЦА ФСБ РФ. АСД № Р-24334. Т.2. Л.137, об.

Подлинник. Машинопись. Подпись-автограф.

№ 38

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

о продлении срока следствия и содержания под стражей

4 августа 1939 г.

Я, следователь следственной части НКВД СССР лейтенант Государственной Безопасности КОНОНЕНКО, рассмотрел материалы следственного дела № 21775 по обвинению ШАПИРО Исаака Ильича,

НАШЕЛ:

что ШАПИРО Исаак Ильич, 1895 г.р., ур. г. Борисова БССР, еврей, гр-н СССР, б[ывший] член ВКП(б), до ареста начальник 1-го Спецотдела НКВД СССР. Материалами следствия достаточно изобличается в антисоветской заговорщической деятельности.

На основании этих материалов ШАПИРО И. И. 13 ноября 1938 года был арестован.

В предъявленном обвинении ШАПИРО виновным себя признал, показав, что в 1937 г. был завербован в заговорщическую организацию и по заданию последней проводил вражескую работу.

Учитывая, что срок ведения следствия истек, а по ходу дела необходимо провести очные ставки с другими арестованными, участниками заговора, руководствуясь ст. 126 УПК РСФСР,

ПОСТАНОВИЛ:

Возбудить ходатайство перед Прокуратурой СССР о продлении срока следствия и содержания ШАПИРО И. И. под стражей на 1 месяц, т. е. до 5 сентября 1939 г. (ходатайство удовлетворено – А. Д.)

ЦА ФСБ РФ. АСД № Р-24334. Т.1. Л.245, 246.

Подлинник. Машинопись. Подпись-автограф.

№ 39

Письмо на имя Шапиро от арестованного в ДВК З. М. Ушакова[112]

(бывшего сотрудника центрального аппарата НКВД,

написанное им во время конвоирования в Киев через Москву:

11 сентября 1938 г.

Дорогой и честный товарищ Исаак Ильич!

Я приношу перед Вами тысячу извинений за это обращение в моем нынешнем состоянии. Но разве арест честного коммуниста делает его бесчестным? Нет! Это вопрос времени, и я уверен, что Вы один из первых узнаете, убедитесь в искренности этих моих слов и поспешите уведомить об этом Вашего молодого, но безгранично преданного и любящего Вас друга- товарища. Во всяком случае, мое сердце не позволяет мне иначе обращаться к Вам. Простите.

Умоляю Вас, Исаак Ильич, как можно скорее передать Николаю Ивановичу в перепечатанном виде мое заявление к нему, при этом прилагаемое на 20 страницах. Прошу один экземпляр вручить и Михаилу Петровичу.

Если, вопреки моим заслуженным ожиданиям, начнется следствие, я был бы счастлив, – и дело от этого выиграло бы, – чтобы Вы вели его или, по крайней мере, чтобы оно велось под Вашим наблюдением. Ведь Николай Иванович прерывается пополам и ему некогда будет мною заниматься. Правда, нам всем известно, что он находит всегда время, чтобы заняться вопросом, который кажется многим мелким. В том-то и заключается гениальность больших людей, что они в малом видят большое, особенно, когда речь идет о живом человеке и о человеке честном. Я даже уверен в том, что Н. И. сделает из этого случая со мною большие выводы.

Исаак Ильич, я упустил в своем заявлении такой важный довод. Когда в 1931 г. Балицкий, Леплевский и Люшков ехали в Москву как триумфаторы, они составили список на 30 с чем-то человек и уже выдали им подъемные. Я не был в этом списке, потому что незадолго до этого подрался с Леплевским и Люшковым из-за их нечистоплотных приемов в работе. Проверьте этот факт. Кроме того, т. Леонюк знает, как я самостоятельно вырвался с Украины в 1931 году, но в Москве Балицкий и Леплевский заставили меня остаться в Москве. В 1933 году я снова добивался отъезде с Украины. Почему я рвался оттуда? Потому что я не переносил украинскую мещанскую обстановку и семейственность. Я упустил и другие факты из того, как я отмежевывался от Леплевского и др. украинцев. Прошу Вас принять меня и поговорить подробно. Эх, с каким наслаждением я вспоминал и вспоминаю мои разговоры с Вами о работе, дальнейших мероприятиях по улучшению и способах скорейшего разоблачения целого ряда сомнительных чекистов и т. д. Восторгаясь Вашими партийными мыслями и замечательными чекистскими предложениями, я видел за всем этим школу, я видел за всем этим школу Н. И. и от души Вам завидовал. Я не мог и не думаю иначе об Н. И., как с умилением.

Исаак Ильич! Деритесь за мою реабилитацию, ибо я ее достоин при всех моих слабостях в прошлом и настоящем. У меня нутро советское, идеология коммунистическая, руки и сердце – ежовские, и я еще лучше буду драться с врагами, чем до сих пор. Я всю дорогу думаю о Н. И. и вместе с тем о том, что большевистская правда восторжествует, и я буду освобожден.

Прошу, если возможно, передать моей семье наспех набросанное письмецо и поговорить с моим сыном – прекрасным комсомольцем. Вся моя семья – скромная и советская.

Всем своим честным сердцем уповаю на Вашу помощь. Горячо жму Вашу руку. Остаюсь Вашим, Ушаков.

11.9.38. Байкал.

ЦА ФСБ РФ. АСД № Р-24334.