Буря и пламя - Элейн Хо
Шрифт:
Интервал:
– Десять, – поправил великан с едва заметной улыбкой. – Что ж, выходит, в твоих книжках войну признают.
Эрис не передалась его веселость.
– Истории можно разрушать и собирать, это все равно что… – она развела ладони, представляя, что между пальцами протягиваются липкие нити меда, – расплавить осколки стекла и смастерить новый кубок. Думаю, сестры решились на эти выдумки, чтобы защитить себя от веры в то, что мать умерла. Вот только сегодня Виктория прячется под броней и провозглашает идеи, в которые и сама не верит. А Стаци… – Девушка прикусила губу. Ей стало совестно, что она так зло говорит о своей кроткой, тихой сестре. – Всегда бежит от правды, если та становится неприятной.
Великан склонился к Эрис. Его плащ с шелестом задел ее плечи.
– Мои братья тоже были не подарок. Ананос всегда верил, что насилие – это решение всех проблем, а Саулос находил разумные аргументы, чтобы подбить его к действию. Мы постоянно ссорились, но не разбегались из любви к родителям. Но после маминой смерти кровные узы потеряли для нас ценность. Саулос мечтал о бессмертном городе, Ананос разделял его грезы, а я держался другого мнения. Все это еще можно было бы простить. – Он взмахнул рукой. – Но больнее всего оказалось их предательство.
– Когда тебя прокляли, – проговорила Эрис.
– Тогда я уже проиграл битву. Йеон и вся моя армия погибли. Но когда братья подожгли замок, я успел найти ключ к бессмертию и забаррикадировался в своей комнате.
– А когда впервые провел обряд воскрешения?
– Вскоре. – Великан прижал кулак к груди. – Бессмертие во мне было словно слабый росток, оно только-только пробивалось. Когда братья ворвались ко мне, я впитал всю магию и попытался оживить всех, кто за меня погиб, – надеялся, что они меня спасут. Когда Ананос убил меня, я пытался воскресить нашу мать. А потом Саулос пронзил мне сердце своим жезлом и обрек на вечную жизнь в этом обличье.
Эрис скользнула взглядом по плащу великана.
– Должно быть, это очень больно, – прошептала она.
– Не то слово. Я, конечно, и не надеялся, что бессмертие спасет меня от боли, но приготовиться к тому, чтобы без мучений смотреть на то, как родной брат убивает тебя голыми руками, попросту невозможно. Только когда мы с ним встретились лицом к лицу, стало понятно, что же мы наделали. – Великан обвел рукой пустырь, раскинувшийся вокруг. – Вот что.
Эрис пробежала пальцами по краю железной дамбы. А ведь это поле боя могло быть сверкающим морем с зеленовато-синей прозрачной водой, сквозь которую можно было бы разглядеть слегка искаженные очертания крабов и черепах, плывущих к берегу, и белоснежный песок. А теперь в этой стальной утробе нашли упокоение скелеты позабытых воинов.
И все они погибли из-за ссоры.
Если бы сама Эрис посвятила жизнь тому, чтобы восстановить фермы, а потом все ее усилия сошли бы на нет, потому что в городе магию окрестили злом, ее тоже накрыла бы ярость. А если подстрекателями оказались бы Констанция с Викторией… Такого предательства она и представить не могла. Возможно, она поступила бы точно так же. Гнев ослепил бы ее, пропитал равнодушием к людям, которых она лично не знала, и она легко пожертвовала бы ими в порыве слепящей ярости ради отмщения.
Великан сложил ладони в молитве – точно так же, как во время похорон детеныша пантеры. Потом упер одну руку в землю, а вторую поднял к небу, повторяя позу Аэру.
Эрис могла бы повторить за ним, только все эти жесты ничего для нее не значили. Она опустила ладони в пепел, разомкнув линии, начерченные на земле. Кончики пальцев нащупали тоненькую веточку.
Ей стало понятно, что невозможно зримо показать такую силу, как магия. Это все равно что пытаться доказать существование ветра, заточив его в стеклянную банку, или ловить рукой солнечный свет. Потайная энергия, пробудившаяся в ней, когда она коснулась котенка, никуда не делась – она была бесцветной, лишенной всяких чувств, стремилась ко всему и ни в чем не существовала. Эрис была словно дерево, а ее ноги будто бы стали корнями, пронзившими песок, камни и небо. Пространство вокруг утешало ее.
Она зажала стебелек двумя пальцами и вытянула руку. Мышцы напряглись, борясь с неведомым сопротивлением. Эрис зажмурилась, и тысячи лепестков стали распускаться у нее перед глазами, расплываться узорами, в которых не угадывалось никакой закономерности.
В самом центре ее ладони раскрылась алая роза. Ее Эрис встретила спокойно – ее уже не переполняла бурлящая радость, как в прошлый раз, когда она сознательно смогла вырастить цветок.
– Здравствуй, – сказала она, но земля не отозвалась.
Ветки и кусочки коры, сложенные в костер, уже догорели, но огонь по-прежнему мерцал, тихо, не источая дым. Над железом и камнями поднялись сотни тысяч призраков, сотканных из зеленого тумана. Эрис нахмурилась, высматривая знакомые фигуры, но их здесь было так много, и в каждом теле жила своя история. Девушка улавливала последние слова погибших, шепот молитв и боли.
И только один из призраков не был зеленым и не принадлежал человеку. Краем глаза Эрис заметила фигуру старой рабочей лошадки. Она отливала голубоватым светом и плелась за тысячами великанских душ.
Девушка улыбнулась. На глаза навернулись слезы. Она прижала руку к груди. Вот и ее молитва – одна ладонь уперлась в землю, вторая накрыла сердце.
От мучительной злости и смятения не осталось и следа, а их место заняло принятие. Прошлое не изменить ни плачем, ни криками, и даже магия тут бессильна. Отец умер. Констанция не спешила на помощь. Виктории было все равно. Короли солгали. Чудовище оказалось Тварью, мстительной и бессмертной.
Огонь окружил их стеной. Оранжевые языки пламени сливались с зелеными струями тумана. Огненная стена становилась все ярче, все выше, а сотни тысяч призраков одновременно открыли рты.
– Смерть и жизнь, – проговорило Чудовище, кивнув на розу в руке Эрис.
– Твои боги будут довольны.
Оно покачало головой.
– Боги здесь ни при чем. Это все для тебя.
– Нас.
Великан потупился, постукивая кончиками пальцев друг о друга – он всегда так делал, когда нервничал.
– Это… тяжело. Невыносимо, – проговорил он. – Отпустить их – значит отчасти забыть о своем гневе, о том, что сделали со мной братья. Жажда мести питает всю мою жизнь. Без нее я ничто.
– А я уже никогда не увижу отца, – сказала Эрис. – И без этой надежды я тоже ничто.
Великан судорожно вздохнул.
– Тебе нужно оплакать их. И тогда, возможно, ты обретешь мир.
Чудовище запрокинуло голову к небу, открыло рот, напрягая мышцы изуродованной шеи…
И все призраки взвыли с ним хором, в один голос, и этот жуткий и горестный стон еще долго не смолкал над пустошью.
Глава двадцать третья
Они толком и не разговаривали в следующие дни. Мало того, Чудовище явно ее избегало.
Девушка в одиночку перезахоронила детеныша пантеры и положила на его могилу три камня.
– Прости, – шепнула она земле и вжала в нее ладони в новом молитвенном жесте. Больше никаких игр с воскрешением.
Смерть отца оставила на ней неизгладимый след, и эта рана уже никогда не затянется. Она не знала, когда ее снова поглотит пустота, но в эти дни получалось с ней справляться.
Новообретенное спокойствие придало Эрис сил на попытки опять вызвать бездымный огонь и поговорить с детьми-розами. Камин в комнате ей в этом не помог, так что она решила опробовать другие места в замке: ходила на зыбучие пески, где когда-то тренировалась, к пересохшим водопадам, где по утрам медитировало Чудовище, и наконец добралась до сада. На ветвях деревьев здесь можно было увидеть цветок-другой, но Эрис быстро поняла, что огонь, который она призвала у себя в комнате, требовал приложить немало усилий. Ей удалось воспользоваться столь могущественной магией из-за бурной душевной реакции на откровения Чудовища. Надо было найти
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!