Фея Карабина - Даниэль Пеннак

Тянь вытащил книжку из кармана. «Стефан Цвейг. Шахматная новелла». Он долго смотрел на мягкую розовую обложку. «Это книга об одиночестве, – сказал старичок, – вот увидите…»

Тянь бросил книжку на кровать. «Попрошу сынка, пусть вкратце перескажет…» И Тянь стал думать о Пасторе. Пастор его не подождал. Интересно, нашел он снимки в комнате у Малоссена?

Все-таки Тяню было что рассказать сынку для вечернего рапорта. У этого Малоссена явно общие дела с Понтар-Дельмэром-старшим, а крутится все вокруг наркотиков, как и у дочки Понтар-Дельмэра, сомнений нет. Это Пастор наверняка сможет вставить в рапорт для Аннелиза.

А что же инспектор Тянь? Что же он сам, стареющий инспектор Тянь, которому можно заморочить голову стеклянной мишурой, как будто у него может быть какое-то будущее! Что ему самому писать в рапорте? Нечего! Он уже несколько недель выслеживает убийцу старушек, а результатов – ноль! Ни у серкеровских сторожей, ни у него. Неудачник, проклятый неудачник, старый осел – вот ты кто, инспектор Тянь!

Внезапно два образа совместились в его мозгу. Он явственно увидел лицо вдовы Долгорукой. Она была прекрасна. Эта женщина отличалась редкой красотой: нежной и сильной, неувядающей и неподвластной времени. Тянь видел лицо вдовы Долгорукой, которую, как дичь на охотника, выгнал на Малоссена этот югослав, Стожилкович… Потом он снова увидел себя, трясущего пачкой денег под носом у Малоссена. Леденящая ярость охватила его, и он, к собственному удивлению, сквозь зубы зашипел:

– Ну, если это ты, сволочь! Валяй, попробуй-ка снять бабки у вьетнамки! Иди ко мне, иди скорей, я тебя давно дожидаюсь, ты мне заплатишь за смерть этой женщины, за смерть остальных тоже, ну, не тяни резину, самое время платить по счетам… Естественно, в тот же миг раздался стук в дверь. «Как, уже?» Он испытал то же облегчение, какое недавно принесла ему девушка-гадалка. «Уже?» Он был готов благодарить того, кто так тихо и вежливо стучал в его дверь. Он бесшумно укрылся за низким столиком, расписанным пучеглазыми драконами, где под столешницей в тайнике лежал большой надежный манхурен. Он ощущал чудесную раскованность. Он знал, что не выстрелит, пока не увидит лезвие бритвы. Эта атмосфера штрафного удара была ему по душе. Тем более что в этой игре он пока что голов не пропускал.

– Отклыто! – крикнул он улыбающимся голосом.

Дверь осторожно приоткрылась. Кто-то нажал на ручку и толкнул дверь ногой. Кто-то в нерешительности медлил на пороге. «Входи, – шептал Тянь, – входи, раз пришел…» Дверь раскрылась шире, и маленькая Лейла вошла, пятясь и толкая дверь спиной, потому что руки у нее были заняты подносом с ежевечерним кускусом для бабушки Хо.

Пока девочка ставила поднос на низкий столик, Тянь был недвижим, как китайская статуя.

– Сегодня папа послал тебе шашлык. Каждый вечер старый Амар «посылал ему шашлык». И каждый вечер девочка его об этом извещала. Поставив поднос, она не ушла, а осталась стоять, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Тянь как будто ее не замечал. Тогда Лейла сказала:

– А за лифтом спрятался Нурдин.

«За лифтом спрятался Нурдин», – не понимая ни слова, повторил про себя Тянь.

– Потискать меня хочет. На обратном пути, – уточнила Лейла голосом будильника.

Тянь подпрыгнул.

– Питискать?

Потом:

– Да-да-да, а как зе, питискать! питискать! хихи-хи!

И сделал то, чего от него и ждала девочка. Он встал, открыл большую стеклянную банку, гордо стоявшую у него на буфете, достал два розовых кубика лукума и вручил их Лейле вместе с обычной рекомендацией:

– Паделити, плавда? Паделити!

Малыш Нурдин был еще в том возрасте, когда, наскакивая на девчонку, сначала хватают лукум.

25

Ни рогалики, ни горячий шоколад, ни освещение закусочной не шли ни в какое сравнение с тем, что было в кафе напротив. Из вежливости Пастор только на третьем глотке осмелился спросить у комдива Аннелиза, по какой причине тот, видимо, предпочитает закусочную «Сен-Жермен» посещению «Кафе Флоры» или «Де Маго».

– Потому что именно отсюда их лучше всего видно, – ответил комиссар.

Они продолжали завтрак в почтительном молчании, по-французски макая рогалики, но по-английски воздерживаясь от их дальнейшего обсасывания. Их спины были несгибаемы, чутки и не касались кресел. За ними закусочная постепенно наполнялась обычной густо позолоченной публикой. Не так давно, припомнил Пастор, в этот дешевый блеск бросали бомбы. Какая наивность убеждений! Взорвано было лишь отражение богатства, тогда как напротив воистину бесценные люди попивали кофе по пятнадцать франков за чашку на глазах у просвещенных зрителей. Пастор помнил, как эти зеркала разлетелись во все стороны окровавленными осколками и как закусочная наконец предстала тем, чем она, в сущности, и была: временным складом для скоропортящихся людей и продуктов.

– О чем вы думаете, Пастор?

Два мальчика иностранного вида (темно-зеленые куртки, серые короткие брючки, безупречные ботинки и светлый ежик а-ля Ванини) скромно вошли в поле зрения, сжимая в чистеньких кулачках выданные на день карманные деньги.

– В тот год, когда случились взрывы, я здесь участвовал в спасательных работах. Я был тогда стажером, Сударь.

– Ах вот как?

Аннелиз испил последний глоток.

– В то утро я сидел в кафе напротив.

Они заказали два кофе, чтобы погасить воспоминания о шоколаде, затем графин воды, чтобы смыть впечатление от кофе, а когда последние крошки рогаликов отклеились от их десен, Аннелиз спросил:

– Так как идет расследование?

– Весьма продвинулось, Сударь.

– Есть подозреваемый?

– Сильные подозрения падают на некоего Малоссена…

– Малоссена?

Пастор принялся рассказывать. Та девушка, которая была сброшена на баржу, несколькими месяцами ранее способствовала увольнению Малоссена. «Он работал в Магазине, Сударь». По мнению директора вышеуказанного Магазина, Малоссен был склонен к мести, отличался чем-то вроде мании преследования и любил выступать в роли козла отпущения. При этом в ночь, когда Джулия Коррансон была сброшена на борт, соседи Малоссена слышали женский крик, хлопанье дверцы и визг автомобильных шин. На месте было найдено манто пострадавшей. Это не имело бы решающего значения, если бы Малоссен не подозревался одновременно в распространении наркотиков и, предположительно, в организации убийств бельвильских старушек.

– Ну и ну!

– Комиссар дивизии Серкер располагает убедительными свидетельскими показаниями относительно наркотиков, практически подозреваемого взяли на месте преступления. Но мы знаем, что Джулии Коррансон ввели наркотик перед тем, как произошло ее смощение.

– «Смощение»?

– Я позволил себе этот неологизм по аналогии со словом «смещение», Сударь.