О команде Сталина - годы опасной жизни в советской политике - Шейла Фицпатрик

Смерть Надежды Аллилуевой ознаменовала для команды конец хороших времен, о которых так жалела жена Ворошилова. Следующий год был ужасным и для партии, и для страны. Ежегодная борьба с крестьянами за заготовки зерна, которая шла с начала коллективизации, осенью 1932 года достигла особого напряжения. Массовые аресты и высылки, неумение многих новых колхозов организовать дело, бегство недовольных крестьян — все это привело к тому, что урожай, который по погодным условиям обещал быть хорошим, оказался посредственным. Во время поездки по Северному Кавказу и Украине Ворошилов был поражен, когда увидел, что поля заросли сорняками, а крестьяне работали без всякого энтузиазма. «Не знаю, что предпринять, чтобы заставить народ по-другому, но-нашему, по-социалистическому относиться к делу», — писал он Сталину, с грустью признаваясь, что у него «болит душа» от того, что он увидел[212].

У Сталина была своя версия происходящего. Крестьяне, как он считал, устраивали итальянскую забастовку, тем самым бросая политический вызов режиму. Этот вызов был тем более опасным, что избегал открытого восстания. После смерти жены в его комментариях о ситуации на селе в течение нескольких недель отчетливо усиливается нотка паранойи. Что касается Украины, то неспособность крестьян сдавать хлеб, предполагаемый голод и бегство голодающих из пострадавшей сельской местности были работой польских шпионов, проникающих через границу. Сталин был вне себя от того, что коммунисты на Украине смотрели на это иначе, чем он (хотя на самом деле мало кто осмеливался открыто выражать свое несогласие), и злился на украинских лидеров Косиора и Чубаря[213].

«Дела на Украине из рук вон плохи», — писал он Кагановичу, но имел в виду не голодающих крестьян. Плохи были партийные начальники: районные комитеты говорили, что задания по сбору зерна были нереалистичными (очевидно, корыстная ложь), плохи были советские органы, плохо ГПУ. Польские агенты проникли в украинскую компартию, а также отправляли своих агентов в украинскую деревню: «Если не возьмемся теперь же за выправление положения на Украине, Украину можем потерять. Имейте в виду, что Пилсудский не дремлет, и его агентура на Украине во много раз сильнее, чем думает Редене [начальник украинской милиции] или Косиор»[214]. Летом 1932 года Сталин заявил Кагановичу и Молотову, что Украине требуется новое руководство. Однако он, как обычно, подошел к делу осторожно, возможно, опасаясь противодействовать полумиллионной украинской партийной организации[215]. В 1934 году Чубарь был переведен в Москву в качестве одного из заместителей Молотова во главе правительства, но хотя для Косиора и предусматривалось подобное почетное изгнание в столицу, он фактически оставался первым секретарем Компартии Украины до Большого террора (что не означает, что Сталин забыл о своем недовольстве его работой)[216]. Для наведения порядка в республике Сталин послал Павла Постышева, чтобы тот был его глазами и ушами на Украине. Формально Постышев был подчиненным Косиора — вторым секретарем украинской партии, но чаще действовал там в качестве руководителя.

Не лучше были новости, приходившие из Казахстана, другого крупного сельскохозяйственного региона, где попытки насильственно загнать кочевых казахов в колхозы привели к голоду среди людей и крупного рогатого скота, а также к массовому бегству в соседние регионы и через границу в Китай. Команда знала об этой тяжелой ситуации, так как большинство ее участников получили подробный отчет от храброго местного коллеги, но это мало повлияло на них. Казахстан был далеко. Его ближайший сосед, хаотичный и децентрализованный Китай, не представлял такой же угрозы, как Польша — орудие западных капиталистов. Бегущих и голодающих казахов не было видно из Кремля, тогда как украинцы иногда даже добирались до Москвы, несмотря на приказ наркома путей сообщения Андреева, чтобы никому из украинской деревни без специального разрешения не продавали билеты на поезда и чтобы ОГПУ проверяло все поезда с Украины у российской границы и искало безбилетников[217].

Официальные лица на Украине и в других пострадавших районах пытались донести до сведения Москвы, что нельзя заставить крестьян сдавать больше зерна, потому что у них больше ничего не осталось и они уже съедают то, что запасено на зиму, и то зерно, которое оставлено для весеннего сева. Но Сталин ничего не желал знать. Он гордился своей проницательностью и тем, что никогда не позволял местным деятелям облегчать себе жизнь, принуждая Москву снизить требования. Они все притворяются, настаивал он, они прячут зерно, чтобы морить голодом советские города и деморализовать армию. Это представление о притворстве было подхвачено прессой, которая рассказывала необычные истории о том, как крестьяне нарочно «устраивают» голод, притворяясь жертвами, и даже заставляют свои семьи голодать «для пропаганды»[218]. Если крестьяне, по мнению Сталина, просто имитировали голод, то их антисоветские намерения были реальны. Это «война на измор», которую крестьянство ведет против режима, сказал он писателю Михаилу Шолохову, который написал ему о страшной ситуации на его родине в казачьей области Дона; эти крестьяне, как он считал, не были невинными, страдающими жертвами. Другими словами, не Сталин вел войну против крестьян, а наоборот[219].

В январе 1933 года, в разгар голода, Сталин говорил ЦК, что коллективизация спасла бедных крестьян от эксплуатации, дала им тракторы и комбайны, создала колхозы в качестве «прочного фундамента» для их жизни и спасла их от постоянной угрозы разорения. В его речи не было упоминания о голоде[220]. Действительно, слово «голод» было табу в советской прессе и, очевидно, в команде тоже. Конечно, на местах чиновники наблюдали не столь радужную картину, не говоря уже о крестьянах, которые засыпали лидеров партии письмами о своем положении. Одна украинская местная партийная организация, которая еще не была под полным сталинским контролем, в феврале 1933 года издала отчаянный приказ, в котором требовала от местных партийных комитетов «срочно ликвидировать крайнее истощение среди колхозников и крестьян-единоличников в результате серьезного недоедания и поставить на ноги к 5 марта всех, кто полностью потерял трудоспособность от истощения». Это чудо должно было быть достигнуто путем кормления их, хотя к этому времени все города находились на строгом нормировании и не было дано ни намека на то, где можно получить допол-нительное продовольствие.[221]