Доктор Смерть - Джонатан Келлерман

— Теперь так больше не считаете?

— Мудрец, дурак — все мы смертны. Единственный гений вон там. — Она указала на потолок. — А доказательство моих слов — разве гений может опуститься до того, чтобы убивать людей? Даже тех, кто об этом просит? Не глупо ли так себя вести, когда всем нам придется отвечать за свои деяния в другом мире?

Покачав головой, Гиллерма Мейт заговорила, обращаясь к потолку.

— Элдон, не хотела бы я сейчас оказаться на твоем месте.

Подали десерт. Дождавшись, чтобы Майло первым ткнул вилку в пирог, она жадно набросилась на свой кусок.

— Но сперва образованность доктора Мейта произвела на вас впечатление, — заметил я.

— Когда-то я была уверена, что образование — это все. Я собиралась стать дипломированной медсестрой. Когда я перебралась в Окленд, у меня появились мечты... Элдон открывает врачебную практику, я работаю вместе с ним. Но ему не было никакого дела до нас с Донни, поэтому мне пришлось работать, и я так и не закончила училище. — Она облизнулась. — Я не жалуюсь. Сейчас я забочусь о больных и престарелых, выполняю работу медсестры. И еще я узнала, что нет кратчайшей дороги к счастью, какая бы у тебя ни была профессия в этом мире. Главное — тот мир, который будет после, и единственный способ туда попасть — это Иисус. Именно этому и учила меня моя мать, вот только я тогда ее не слушала. Никто ее не слушал — ей приходилось нести это бремя. Мой отец был безбожник. Мать так и не могла наставить его на путь истинный до тех пор, пока он не заболел. И только когда боли стали невыносимыми, что ему осталось, кроме как молиться?

Ее ложка скользила по облитому шоколадом пирогу, собирая крем. Облизав ложку, миссис Мейт сказала:

— Мой отец курил всю жизнь, заработал рак легких, это перешло на кости, распространилось на всю спину. Он умер в мучениях, кашляя и крича. Это было ужасно. Элдон был потрясен.

— Элдон видел, как умирал ваш отец? — спросил я.

— А то как же. Папа умер вскоре после того, как мы поженились. Мы навестили его в больнице, и он начал харкать кровью и кричать от боли. Элдон весь стал бледным как привидение и сразу же ушел. Кто бы мог подумать, что он станет врачом? Знаете, что я думаю? Именно вид моего умирающего отца натолкнул Элдона на мысль об этих убийствах. Потому что это действительно было ужасно. Нас с мамой поддерживали молитвы, но Элдон не молился. Он отказался, даже когда мама попросила его об этом. Сказал, что не хочет становиться лицемером. Если у человека нет веры, подобное зрелище может его очень напугать.

Она доела пирог.

— Можете ли вы сказать нам что-нибудь такое, что поможет нам узнать, кто убил вашего мужа? — спросил Майло.

— Наверное, кому-то не нравилось то, чем занимался Элдон.

— Вы можете назвать кого-то конкретного?

— Нет, — пожала плечами Гиллерма. — Просто я мыслю... логически. Должно быть, полно таких, кто относился к Элдону неодобрительно. Этот человек не боялся Господа Бога. Те, кто боится Бога, не совершают убийств. Но может быть кто-то... — Улыбка. — Знаете, это мог быть кто-то похожий на Элдона. Не имеющий веры, ненавидевший Элдона. Потому что Элдон был сложной личностью — не следил за тем, что говорил и как. По крайней мере, он был таким, когда мы поженились. Это всегда настраивало против него окружающих — бывало, придет он куда-нибудь и сразу же начинает жаловаться по поводу еды, заявляется к управляющему и начинает спорить. Может быть в конце концов Элдон очень разозлил кого-то, и этот человек сказал: «Только посмотрите, чем он занимается, и это сходит ему с рук. Значит, убить человека — это все равно что зашнуровать ботинки». Потому что давайте взглянем правде в глаза. Если человек не верит в загробный мир, что остановит его от убийства, насилия, грабежа и всего остального, что взбредет ему в голову?

Майло молча тыкал вилкой в корку пирога. Я гадал, думает ли он о том же, о чем думаю я: сколько проницательности в такой короткой речи.

— Итак, — сказала Гиллерма Мейт, — к кому мне обратиться по поводу пенсии? И насчет завещания?

Мы вернулись в машину. Майло, сделав несколько звонков, выяснил телефон управления военных пенсий.

— Что касается завещания, — сказал он, — нам до сих пор не удалось связаться с адвокатом доктора Мейта. С человеком по имени Рой Хейзелден. Он с вами никогда не общался?

— Тот жирный тип, которого всегда показывали по телевизору вместе с Элдоном? Никогда. Вы полагаете, завещание у него?

— Вполне вероятно, если только оно вообще существует. В архиве округа нет никаких записей. Если я что-нибудь выясню, я обязательно дам вам знать.

— Спасибо. Наверное, я задержусь здесь на пару дней, посмотрю, смогу ли что-нибудь узнать. Вам знакомо здесь какое-нибудь приличное дешевое местечко?

— В Голливуде с этим сложно, мэм. И любое приличное место наверняка будет не дешевым.

— Знаете, а я и не говорю, что у меня совсем нет денег. Я работаю, так что с собой я захватила двести долларов. Просто мне не хотелось бы тратить лишнее.

Мы отвезли миссис Мейт на бульвар Фэрфакс, в гостиницу «Уэст-Кост-инн». Она расплатилась стодолларовой купюрой. Проводив ее в номер на втором этаже, Майло посоветовал не показывать на улице наличные.

— Вы что, меня за дуру считаете? — возмущенно спросила она.

Номер оказался крохотным, чистым и шумным, выходящим прямо на Фэрфакс. Мимо проносились машины, а вдалеке возвышалось модернистское здание телевизионной студии Си-Би-Эс.

— Может быть, схожу на шоу, — сказала Гиллерма, раздвигая занавески. Достав из сумки свежее платье, она подошла к гардеробу. — Ну, спасибо за все.

Майло протянул ей свою визитную карточку.

— Если о чем-либо вспомните, звоните мне, мэм. Да, кстати, а где ваш сын?

Она стояла спиной к нам. Открыв гардероб, долго развешивала там платье. Взяла с верхней полки дополнительную подушку. Стала ее взбивать, разглаживать, снова взбивать.

— Мэм?

— Я не знаю, где Донни, — наконец сказала она.

Ткнув подушку кулаком. Внезапно она показалась мне крохотной и сгорбленной.

— Донни очень умный, совсем как Элдон. Целый год учился в государственном университете Сан-Франциско. Я надеялась, он тоже станет врачом. У него были хорошие оценки. Он очень любил науку.

Миссис Мейт стояла, прижимая подушку к груди.

— И что было дальше? — спросил я.

Ее плечи опустились.

Я подошел было к ней, но она, отпрянув назад, положила подушку в гардероб.

— Мне сказали, это были наркотики. Подруги в церкви. Но я никогда не видела, чтобы Донни принимал наркотики.

— Быть может, он переменился, — заметил я.

Нагнувшись, Гиллерма закрыла лицо руками. Я подхватил ее под локоть. Ее кожа оказалась мягкой, клейкой. Проводив ее до кресла, я дал ей платок. Миссис Мейт долго мяла его в руках, прежде чем поднести к глазам.