Горячие и нервные - Сьюзен Андерсон

— Пойдем! — скомандовала она, невольно копируя строгие интонации матери. — Мама уложит меня, а ты почитаешь мне мою любимую книжку.

Тяжелые свинцовые тучи нависли над Денвером в субботний вечер, когда Джаред и Пи-Джей пробирались к месту, которое облюбовал и для ночлега еще днем. К тому времени как они добрались до цели и остановились перед забором, окружавшим стройку, небо было уже чернильно-черным.

— Надеюсь, мы не попадем под грозу, — пробормотала Присцилла, когда они стали карабкаться через забор. Закинув наверх одну ногу, она, задрав голову, посмотрела вверх. — Ненавижу молнии.

— Правда? — Джаред бросил на нее быстрый взгляд, начиная спускаться с забора по другую сторону. — Мне тоже кажется, что в этом есть что-то устрашающее.

— Что ж, пусть так, может, я ненавижу не молнии, а когда… — Зловещий слепящий зигзаг внезапно прорезал темное небо и, словно в подтверждение ее слов, послал искрящийся росчерк в сторону Скалистых гор. Пи-Джей вскрикнула.

— Тише ты! — прошипел Джаред, обрывая ее. — Если тут есть охранники, нам не стоит привлекать их внимание.

— Ах, извини-и-ите меня! — сердито процедила Присцилла в ответ. — Но я снова говорю: я ужас как боюсь грозы. — Она всматривалась в темноту, пытаясь разглядеть Джареда, который соскочил на землю и, повернувшись, смотрел на нее, уперев руки в бедра. — Но не так сильно, как я ненавижу…

И тут раздался страшный удар грома, Пи-Джей взвизгнула, покачнулась и свалилась с забора. Джаред хотел подхватить ее, но опоздал. Все, что он мог сделать, — это протянуть руку, чтобы помочь ей подняться.

— Ты не ушиблась?

— Чертов придурок! — процедила она сквозь зубы и вырвала руку. Дыхание клокотало в ее груди. Приоткрыв рот, она пыталась восстановить его, и сейчас напоминала маленькую беспомощную рыбку, выброшенную на берег. Но когда он подошел поближе, она уже достаточно отдышалась, чтобы огрызаться. — Убери свои паршивые руки! — прошипела она. — И вообще вали отсюда!

— Да ради Бога! Мне-то что! — Он повернулся и пошел внутрь строящегося здания, состоящего из трех отдельных блоков. На объявлении, которое они приметили ранее, было написано, что здесь возводится кондоминиум с территорией торгового центра на нижнем этаже. Джареду было все равно. Единственное, что имело для него значение, — это возможность убежища и то, что они были здесь одни.

Сухого убежища, заметил он чуть позже. Когда небо наконец прорвало, дождь хлынул с такой силой, что все пространство, окружавшее стройку, моментально превратилось в болото из густой жижи и грязи. Выглянув через дыру в стене, которой впоследствии предстояло стать окном, он поежился. Было еще не так холодно, но пропитанный влагой воздух, бетонные стены и пол здания — от всего этого исходил такой холод, что пронизывал до костей. Что будет, когда придет осень? Или еще хуже — зима?

Секундой позже появилась Пи-Джей — крошечная призрачная тень, которая тут же разразилась нелицеприятной тирадой в адрес молнии:

— Дурацкая ночь, черт бы ее побрал! — Едва она успела произнести последние слова, как новая вспышка осветила то место, которое Джаред выбрал для ночлега. Зябко потирая плечи, Присцилла огляделась. Вздернув упрямый подбородок к потолку, она прошла к стене, находившейся напротив того места, где Джаред бросил свой рюкзак.

Живот сводило от голода, он продрог и сегодня спустил последний доллар. Ему до смерти хотелось оказаться дома. А тут еще нытье Пи-Джей!

— Черт побери, что случилось?

— Ничего, козел! — огрызнулась она.

— Где ты нахваталась этих словечек? Какая муха тебя укусила?

— Никакая, — просипела она, ее голос прозвучал еще более хрипло, чем всегда. — Я уже говорила тебе — ненавижу такую погоду. Она действует мне на нервы.

— Да, это точно, — согласился он, подхватил свой рюкзак и присел рядом с ней. — Но есть и хорошая сторона. По крайней мере мы не попали под дождь. И мы здесь одни. Кто знает, что ждет нас впереди?

Снова прозвучали раскаты грома, хотя Джаред не видел молнии, обычно предвещающей грозу. Чувствуя, как вздрогнула Пи-Джей, он обхватил ее худенькие плечи.

Она мгновенно напряглась.

— Я не нуждаюсь в утешении!

— Вот и хорошо, потому что я не собираюсь утешать тебя. Господи, ты могла бы хоть на пять минут прекратить изображать принцессу на горошине? Здесь чертовски холодно, ты не думаешь, что я сделал это для того, чтобы согреться?

— А-а… — протянула она, ее тоненький голосок снова обрел звук, и девочка расслабилась. — Тогда давай.

Он улыбнулся. Господи, она такая независимая. И такая упрямая, просто как осел. Но именно это в ней и нравилось ему.

Они молча сидели в темноте, и только шум дождя, барабанившего по крыше, нарушал тишину. Внезапно он осознал, что близость Пи-Джей и то, как доверчиво она прижималась к нему своим теплым худеньким телом, были удивительно приятны. Это открытие, а также искорки сексуального возбуждения, неожиданно вспыхнувшие в нем, заставили его убрать руку, обнимавшую плечи девочки, и отодвинуться от нее.

Он старался не винить себя за те мысли, что сейчас вихрем проносились в его голове. Черт, нельзя же не учитывать тот факт, что она женщина как-никак! Не говоря уже о том, что кругом так темно, хоть глаз выколи, а они сидят, прижавшись друг к другу… Вне сомнений, окажись любая девушка на ее месте, его реакция была бы точно такой же. И все же уж кому, как не ему, следовало знать, что он допустил ошибку, потому что Пи-Джей, несомненно, чертовски юна для него. Но даже если бы он ничего не знал о ее возрасте и о ее отношении к сексу, она все равно была такая худенькая, безгрудая, что больше подходила ему как сестра, чем как любимая девушка.

Однако у него за всю жизнь не было такого друга. Да, она была лучше всех. Когда молния снова осветила их убежище и Джаред увидел серебристые дорожки от слез на ее щеках, он вдруг почувствовал, как сжалось его сердце.

— Эй, послушай, — мягко проговорил он, снова придвигаясь поближе, но так, чтобы между ними оставалось небольшое расстояние. — Почему ты плачешь?

Кругом снова стало темно, но Джаред слышал, как она шевельнулась, и ему не надо было света, чтобы понять, что она сейчас ощетинится, как, видимо, делала всегда, когда кто-то смел уличить ее в слабости.

— Ты сказал «плачешь»? С чего ты взял? «Ну ладно, если начал, давай расхлебывай».

— А это что? — Пододвинувшись к ней, он снова обнял ее и свободной рукой смахнул слезы со щек. — Не плачь, Пидж. — Черт, он сам готов был заплакать!

— Ну и что? Подумаешь, большое дело! Какая-то пара жалких слезинок. — Она отбросила его руку. — Почему тебя это волнует? Ты же собирался бросить меня тут.

— Что? — Он старался разглядеть ее лицо сквозь темноту, но свет, проникавший с улицы, был слишком скудным, и только длинные тени бродили по стенам. — С чего это ты взяла?