Горячие и нервные - Сьюзен Андерсон

— Ты знаешь.

— Не говори, что я знаю то, чего не знаю. Если бы я знал, то не спрашивал бы…

— Ты считаешь, что я глупая, потому что боюсь г-гро-зы. — Ее голос запнулся на последнем слове, и, чтобы скрыть свою слабость, она изо всей силы пихнула его в бок.

— Ты чего? Прекрати сейчас же! — Он схватил ее ладонь и зажал в кулаке. — Я сказал, что глупо бояться грозы, а не то, что ты глупая. Это просто шум. — Но, чувствуя, как затряслись ее плечи от беззвучных рыданий, он отпустил руку Присциллы и крепко прижал ее к себе. Она такая слабенькая! Черт, хотел бы он изменить погоду, лишь бы она не боялась. Их жизнь и так была полна дерьма, не хватало еще, чтобы эта дурацкая гроза окончательно все испортила.

— Да ладно, ты хреновый друг. Ты ушел и бросил меня, когда я свалилась с забора!

— Ты что, шутишь? Ты сама послала меня куда подальше. — Но тут он внезапно понял, что ей просто было стыдно от того, что она так неловко упала. Его раздражение как рукой сняло.

Словно прочитав его мысли и истолковав их как жалость к ней, она разозлилась, издала глубокий вздох и потерла кулаками глаза.

— Не ври! Я позволила тебе поднять меня, разве нет? И я позволила твоим паршивым рукам обнять меня, когда тебе стало холодно. И ты не очень-то торопился сделать это снова. Ну подумаешь, большое дело. Я не маленькая, и мне не надо ничего объяснять. Я понимаю, что надоела тебе и ты хочешь уйти. И мы оба знаем, что я готова говорить сколько угодно и о чем угодно, лишь бы не выходить в эту грозищу.

— Оба знаем? Черт, Пидж, я не знаю, о чем ты! Господи, ты просто болтаешь невесть что ..

— Я не болтушка, сам ты глупый сосунок, кре…

— Тогда не пори такую чушь. Я отодвинулся, потому что мне стало жарко, я перегрелся… черт, за одну минуту. — Он не хотел объяснять свое мгновенное умопомрачение, если она до сих пор сама не поняла, поэтому строго отрезал: — Послушай, кончай реветь, хорошо? Я не хотел никуда уходить без тебя. Господи, Пидж, ты единственная, кто держит меня на этой земле с тех пор, как я сбежал из дома.

Она прижалась головой к его груди, и даже сквозь темноту Джаред почувствовал ее взгляд.

— Да? — спросила она неуверенным робким голосом.

— О да. Абсолютно. — Он прижал ее покрепче к себе и почувствовал еще большее облегчение, когда она в ответном порыве сама притиснулась поближе. И тут она потерлась лицом о его грудь. — О Господи! Не вытирай сопли о мою рубашку.

Она захихикала сквозь слезы:

— Ах, простите… У меня нет с собой носового платка.

— Я прихватил рулон туалетной бумаги в «Волфганг-Пакс»[6]— Он потянулся к рюкзаку и шарил в нем, пока не нашел то, что искал.

Она привстала, взяла рулон, отмотала приличный кусок и стала вытирать нос, пока он засовывал бумагу назад в рюкзак. Когда он вернулся на свое место у стены, она тут же приняла прежнюю позицию: свернулась клубочком и прильнула к нему. Джаред обнял ее, стараясь не обращать внимания на бурчание в животе.

— Что ты думаешь делать завтра? — поинтересовался он.

— У нас завтра что, воскресенье?

— Да.

— Центр защиты детей будет раздавать бесплатную еду в Скайлайн-парке.

При мысли о еде его рот наполнился слюной.

— Это будет днем, да?

— Угу. — Она зевнула. — Может, нам даже удастся разжиться тюбиком зубной пасты.

— Было бы здорово. Хотя… — Он замялся, но все же спросил: — А как насчет денег?

Страх, что он знает ответ, оправдался, когда она сказала:

— У меня ничего не осталось.

— Черт, у меня тоже. — Он выдохнул. — Но по крайней мере у нас есть крыша над головой, а завтра мы наконец сможем поесть.

Пленительные звуки популярной мелодии, которую негромко наигрывал джаз-банд, наполняли просторный зал отеля, где проходила вечеринка по случаю помолвки Виктории и Джона. Виновники торжества были заняты беседой, когда увешанная бриллиантами женщина, кивнув на руку Виктории, поинтересовалась:

— Почему у вас нет кольца, дорогая?

Увидев замешательство на лице Виктории, Джон поспешил на помощь и, быстро обняв ее за талию, сказал:

— Вы представляете, мэм, она не захотела! И тогда мы решили приобрести кольца к свадьбе. — Он тихонько провел кончиками пальцев по ее боку вверх и вниз, одновременно послав любопытной даме самую обаятельную улыбку из серии «это-между-нами-мадам», какая только была в его арсенале. — Тори хочет простое кольцо, но что касается меня, я предпочел бы побольше блеска, что-то такое, что можно было бы разглядеть с другого конца футбольного поля. — Он рассмеялся. — Я пытаюсь уговорить ее на кольцо по крайней мере с тремя бриллиантами.

Дама ответила ему обожающим взглядом, и хотя он привык к подобной реакции, на сей раз повышенный интерес этой женщины к его персоне был ему неприятен.

— Что ж, великолепный выбор, — сказала она и, отведя от него глаза, обратилась к Виктории: — Вам стоит прислушаться к нему, дорогая. Ваш жених наверняка знает толк в бриллиантах. — Еще раз с любопытством взглянув на Джона, дама извинилась и поспешила за проходящим официантом, который держал в руках поднос с бокалами шампанского.

Молчание, нарушаемое только звуками музыки и негромким разговором гостей, собравшихся отметить их помолвку, вновь окружило Джона и Викторию. Улыбнувшись, он нежно приподнял подбородок Тори и заглянул ей в глаза. Как и полагается жениху, он сознательно использовал эти милые приемы ухаживания, так как все взгляды были направлены на них, но его голос звучал совсем не так мило, когда он пробормотал:

— Постарайся быть более обходительной, чем сейчас, если хочешь, чтобы все поверили, что мы действительно собираемся пожениться.

К его удивлению, она не возражала.

— Я знаю, извини. Эта дама выбила меня из роли, боюсь, я не очень сильна в импровизации. — Виктория нехорошо рассмеялась. — О черт, кого я дурачу? Во мне нет ни капли актерского таланта, и мне эта игра дается гораздо тяжелее, чем вам с Эсме.

Его улыбка потеплела при упоминании дочери. Господи, какой ребенок! На прошедшей неделе он успел несколько раз пообщаться с ней, и это напомнило ему годы службы в разведке. Постоянный приток адреналина, удивительное сочетание риска и восторга. Каждый раз после встречи с ней он был так взбудоражен, что едва держался на ногах. И выжат как лимон. А если должно быть по-другому, то как? Джон не раз задавался вопросом: способен ли он стать настоящим отцом? Но кто знает? Где написано, что он не окажется слепком со своего собственного родителя? Черт, может быть, он не так уж безнадежен, как всегда считал? Эсме, кажется, нравилась его компания.

Конечно, может, это всего лишь зов крови. Потому что с каждым днем он все чаще приходил к выводу, что его дочь во многом похожа на него. И это что-то перевернуло в нем. Каждый раз когда он открывал какие-то свои качества в этой маленькой девочке, даже если это было стремление во что бы то ни стало повернуть ситуацию в свою пользу, это вызывало в нем нечто похожее на смесь страха и волнения. И сейчас все, что он мог чувствовать, — это гордость. Он улыбнулся Виктории.