Сердце Гудвина - Ида Мартин

этого точно не знаешь. Но то, что она навернется, вероятность девяносто процентов. Только я вычислил осознанно, а ты получила готовый ответ. Это интересно. И даже круто, как если бы ты скатала у кого-нибудь ответы на тест, понятия не имея, как решаются в нем задачи.

С одной стороны, ничего нового Ершов мне не открыл, но с другой – он последовательно выстроил цепочку доводов, и я почувствовала облегчение и благодарность. Все эти годы мне и нужно-то было, чтобы кто-то вот так запросто разложил все по полочкам. Как в детстве мама объясняла происхождение дурных снов тем, что они происходят, когда мы болеем или думаем о плохом, потому что так организм пытается сообщить о том, что его беспокоит.

Может, она придумала и не самое лучшее объяснение, но мне маленькой этого было достаточно, чтобы отделить реальность от воображения.

– Как ты считаешь, почему вдруг у нас появились эти способности? Даже если в них самих нет ничего сверхъестественного, то, каким образом мы их получили, невероятно. Ты правильно тогда сказал про китайский язык. Только представь, тебя обрызгали водой – и ты уже выучил его в совершенстве.

Ершов задумчиво покачал головой.

– Согласен. Это странно, если не принимать всерьез тему о сущностях. А поскольку в их существование я верю не больше, чем в существование призраков, то пока ничего вразумительного сказать тебе не могу.

– Каких еще сущностях? – заинтересовалась я.

– Если по-простому, то они вроде демонов. Живут среди людей и подпитываются за счет их эмоций.

– Энергетические вампиры?

– Да нет же! – Он усмехнулся как-то по-новому: не зло и саркастично, а по-простому, словно на мгновение забыл о своем неизменном образе пошляка и хитреца. – Энергетические вампиры – это обычные люди, которым доставляет удовольствие трепать нервы другим.

– Типа тебя?

– Вот, точно! Такие, как я. А сущности не люди, хотя и выглядят так же.

– Очень интересно! – Я задумалась. – И что они могут делать?

– Ну… много баек ходит. Что они не умирают и могут красть возраст, внешность и чувства, потому что своих у них нет. Читают мысли и предсказывают будущее и противоположны той реальности, в которой живем мы. То есть, чтобы мир находился в равновесии, он должен иметь положительно заряженную часть, грубо говоря, плюс. И отрицательную – минус. Вот мы – это плюс, а они минус.

– Ничего себе. В первый раз такое слышу.

– Ну ты, как я понимаю, вообще не большой поклонник теорий и прочей зауми вроде математики.

– И как же твои сущности связаны с математикой? Кроме доступных моему ограниченному мозгу определений вроде плюса и минуса?

– Математика связана со всем, и даже если в данный момент не может чему-то найти объяснение, то обязательно сделает это потом, – поучительно произнес Ершов. – Существует лишь одна вещь, которую за всю историю человечества она не смогла объяснить.

– Бога?

– Женскую логику.

– По-твоему, я тупая?

Он неопределенно улыбнулся.

– Ладно, уговорила. Я помогу тебе разобраться с твоими проблемами, но взамен ты разрешишь мне потрогать свои волосы.

– Просто потрогать? И все?

– Да, прямо сейчас – и будем в расчете. Можно?

– Хорошо! – Я откинулась на спинку лавочки, и он, придвинувшись ближе, аккуратно провел ладонью по волосам.

– Они такие гладкие и крепкие, как будто ненастоящие. И как ты только с ними справляешься? – Его пальцы скользнули сквозь густоту прядей и, остановившись в районе затылка, принялись сжиматься.

– Эй! Аккуратнее! – Я дернулась и едва не осталась без скальпа.

Ершов крепко держал меня за волосы сзади.

– Больно, придурок!

Отпустив меня, он встал с лавочки.

– Спасибо. Давно хотел это сделать. Завтра напишу тебе и расскажу, что узнал.

– Подожди! – Я тоже поднялась. – Я не сказала главного – хочу от этого избавиться. Мне не нравится знать то, чего я не могу изменить. Хочу, чтобы все шло как идет, без каких-то там взаимосвязей и следствий. Я хочу, чтобы было все как раньше!

Глава 19

Домой я шла, разглядывая спины Ромы и Носовой, возвращавшихся после допов, и пыталась сосредоточиться на деталях, как советовал Ершов.

Он прав: все складывается из чего-то. Молоденькая зеленая листва, весело щебечущие птицы, прохожие с непривычно добрыми глазами, наполненный запахами зацветающих деревьев воздух, ослепительно голубое небо, разрисованный мелками асфальт и блаженно щурящиеся коты – из этого состоит май.

Ребенок, сидящий в коляске, плачет из-за того, что его ослепляет солнце, но его мама этого не понимает, потому что, наклоняясь к нему, закрывает солнце собой. Мужчина хипстерского вида в больших наушниках озадаченно вертит в руках телефон. У него наверняка остановилась музыка, и он растерян. Но на этом участке, метров двадцать, всегда пропадает связь.

Рома идет, засунув левую руку в карман не просто так, а чтобы не звенеть монетами, в этом кармане у него дырка, и за подкладку вечно заваливается мелочь. То, о чем я знаю, нельзя считать необычным, а все необычное вытекает из нехватки знаний.

Обогнав счастливую парочку, я поспешила домой. Открыла общую дверь и первым делом ткнулась в квартиру Михайловых. Мне повезло: она оказалась не заперта, а значит, Ксюша уже была дома.

Стараясь не шуметь, я дошла до их с Ромой комнаты и остановилась на пороге. Без пиджака, но все еще в школьной юбке, она валялась на кровати, задрав голые ноги на стену, и смотрела в телефоне какие-то фотки.

– Я тебя очень люблю и хочу помириться, – негромко сказала я.

От неожиданности ее ноги свалились со стены, палец на экране застыл, но на меня она не посмотрела.

– А я не хочу мириться.

– Давай по порядку. Вот мы приехали с тобой к Матвею, выбрали комнату, накрывали на стол, играли в прятки – все было нормально. Но я уснула, а проснулась – тебя нет. Это первое необычное, что тогда произошло. Почему ты ушла, не разбудив меня? – Я сделала короткую паузу, не особенно надеясь на ответ, и сразу продолжила: – А потом были танцы. И ты специально стала приставать к Лу, чтобы все разозлились: Матвей, Степа, Марго, подружки ее… Тут все предсказуемо. Ты нарочно спровоцировала конфликт, не поделившись со мной своими планами, – и это второе, что меня удивило. Я же, в свою очередь, неприятностей не хотела и пыталась только защитить тебя. Да, я что-то сказала Матвею из того, о чем другим знать не стоит, но в тот момент ему было на это плевать, он злился и хотел в отместку обидеть тебя. Мои слова нельзя назвать предательством, потому что они не представляли никакой реальной силы. И ты сама об этом прекрасно знаешь.

Я шумно выдохнула, чувствуя, как начинаю заводиться, хотя собиралась держать себя в руках, несмотря ни на что. – После этого ты закрылась на всю ночь с Матвеем, который, между прочим, тебя ударил! И ты не просто его простила, а теперь встречаешься с ним, хотя я прекрасно помню, как ты сказала, что пойдешь на это, только если соберешься навредить себе. Как это вообще понимать?! Но сильнее всего меня поражает знаешь что? – Я встала над Ксюшей, и она, чтобы меня не видеть, закрыла глаза. – Сильнее всего меня поражает, как ты изменилась за несколько дней! Что, черт возьми, все это значит? Вот сейчас ты лежишь и усиленно делаешь вид, что игноришь меня. Но я представляю, сколько сил тебе для этого требуется, сколько выдержки. Ты никогда и ничего не умеешь держать в себе, особенно если считаешь себя несправедливо обиженной. Ты кричишь, обзываешься и пытаешься убедить всех остальных в своей правоте. А после того вечера ты превратилась в свое собственное подобие. Ты…

Из прихожей донесся звук открываемой двери. Я схватила с кровати подушку и хорошенько шлепнула ею Ксюшу по ногам.

– Ты ведешь себя так, как будто сама накосячила и теперь боишься того, что сделала.

Впервые она пошевелилась. Открыла глаза и перевернулась на живот. В комнату вошел Рома.

– Иди к себе, Алис, мне нужно заниматься, – произнес он занудно.

– Сейчас мы договорим, и я уйду. Сходи поешь пока.

– У меня репетитор онлайн через пять минут, – Рома выставил на стол ноут. – Потом поем.

– Идем ко мне! – В надежде, что мне все-таки