Сердце Гудвина - Ида Мартин

спокойнее сказала:

– Ты сейчас сам тянешь время. А говорил, спешишь.

– Умеешь гладить? – Он отмер и кивнул на стоявший на подоконнике утюг. – Погладь мне футболку. В шкафу возьми. Любую. Гладильная доска на балконе. Раз уж ты отказываешься от совместного душа, то пусть от тебя будет хоть какая-то польза.

– Обнаглел? – крикнула я, но он уже исчез в ванной.

Хлопнула дверь, полилась вода.

Я огляделась. Серо-зеленые обои, высокая колонка шкафа за дверью, возле балкона письменный стол с завалом учебников. У изголовья кровати на табуретке – блестящий черный ноут. Недолго думая, я сразу же направилась к нему. Блокировки нет. На экране пейзажная заставка и куча всевозможных приложений. Прямиком ткнула ВК и прислушалась: вода еще лилась. Однако, едва страница успела прогрузиться и открылся профиль Стаса Ершова, как за спиной раздался смешок.

– Ну так я и знал. Пусти козла в огород. Какие же вы, женщины, примитивные.

Быстро захлопнув крышку ноута, я обернулась. Ершов, прикрывшись полотенцем, стоял совершенно голый, но сухой. Вода в ванной продолжала литься.

– Прости, – больше мне сказать было нечего.

– Это компьютер моего брата, а мой в столе, в первом ящике.

В качестве извинения пришлось все же погладить футболку. Я выбрала черную, чтобы не заморачиваться. Вернулся Ершов в джинсах, но все еще голый по пояс, а увидев меня с утюгом, с трудом скрыл удивление.

– Ладно. Вину ты свою загладила в прямом смысле. Идем на кухню. Там поговорим.

На кухне тоже было обычно: квадратный стол, четыре стула, кухонная стенка расцветки под мрамор.

Достав из холодильника лоток с гречкой и порезанными сосисками, Ершов сунул его в микроволновку, а мне протянул бутылку пива.

– Будешь?

– Сейчас?

– Ну а что?

– Ты же к репетитору едешь.

– Так я же тебе предлагаю, чтоб расслабилась чуток.

– Не нужно. А какой у тебя репетитор?

– По русскому. – Он убрал бутылку обратно в холодильник. – Это единственное мое слабое место.

– А у меня наоборот. С русским проблем нет, а вот математику сдам, если повезет.

– У вас же база.

– Все равно.

Он удивленно покачал головой.

– А чем твои родители занимаются? – Я решила перевести тему.

– Ого, прям так сразу?

– Я просто так спросила. У меня папа банковский аналитик, а мама – бухгалтер в строительной компании.

– Круто! – откликнулся он без интереса. – Как думаешь, теперь Мартов меня изобьет?

– За что?

– За то, что ты ко мне пришла.

– А ты боишься?

– Знаешь же, что нет.

Микроволновка пропищала тремя короткими сигналами. Ершов вытащил из нее лоток и поставил между нами.

– Все, что могу предложить.

– Я не хочу, спасибо.

Не вставая с табуретки, он дотянулся до ящика и, выудив из него вилку, придвинул лоток к себе.

– Расскажи про интуитивную динамику. Что это вообще такое? – спросила я.

– Это когда подмечаешь все в процессе и выстраиваешь вероятность событий. Я несколько лет изучал данную тему. Пересмотрел кучу роликов. И по тому, как ты фиксируешься на отдельных моментах, понял, что ты ею владеешь, но пользоваться совершенно не умеешь. Не понимаю, как это может быть.

– Нас с Ксюшей странный тип в метро водой облил, и после этого началось.

Ершов недоверчиво нахмурился.

– Ты мне не веришь?

– Это все равно что ты сказала бы, что на тебя нагадила птица – и теперь ты знаешь в совершенстве китайский.

– Можешь не верить. Я привыкла. Рома нас тоже постоянно подкалывает. Пожалуйста, просто расскажи, что знаешь. Или хотя бы дай ссылки, где об этом можно почитать.

Не доев, Ершов отставил лоток и поднялся.

– Сейчас я тороплюсь. Завтра допы. Я подумаю и напишу. И что попрошу взамен – тоже.

– Взамен?

– Конечно. А ты как думала? Это мое знание и время, а они чего-то да стоят.

– Сколько ты хочешь?

– Расплачиваться придется не деньгами. Ты тоже подумай, насколько тебе нужна эта инфа. Кстати, зачем ты полезла в комп? Что собиралась найти? Или это у тебя хобби такое – шариться?

Я потупилась.

– Я уже извинилась. Просто… есть кое-что, что, согласно этой твоей интуитивной динамике, не дает мне покоя. Словно должно случиться нечто плохое, и оно, как темное облако, собирается вокруг меня. Но я никак не могу отыскать его источник. Возможно, это вообще ошибочное ожидание. Так бывает. Но сейчас важна любая информация, которая поможет хоть немного продвинуться.

Я впервые произносила то, что чувствовала на самом деле. Но Ершов этого не оценил.

– Думаешь, тебя кто-то хочет убить? – В его голосе сквозила ирония.

– Нет, так я не думаю.

– Тогда и бояться нечего! – Он торопливо встал. – Все, идем!

Заскочив в свою комнату, он взял рюкзак и быстро обулся. А когда мы выходили из квартиры, вдруг схватил меня в охапку и, втолкнув в висевшую на вешалке одежду, с требовательной настойчивостью поцеловал. Это произошло настолько быстро и неожиданно, что я совершенно растерялась и размякла. В отличие от мозга тело не сопротивлялось и с момента нашего прихода сюда будто даже готовилось к тому, что это произойдет. Поцелуй был долгим и бурным, но вместе с тем удивительно нежным. От Ершова исходил такой сильный энергетический заряд, что казалось, будто меня подключили к проводам высокого напряжения. Ток прошел через каждую клеточку тела и сковал нервной дрожью возбуждения, настолько сильной, что оценить тонкий вкус этого поцелуя я смогла только дома.

Глава 18

Вечером принесли цветы. Мама подумала, что пришел курьер из «Самоката», но, когда открыла дверь, ей вручили огромную охапку перламутрово-розовых тюльпанов, мама растерялась и не успела спросить, кому они и от кого. К счастью, в букете обнаружилась карточка с подписью «Разблокируй меня, пожалуйста».

Я забрала тюльпаны себе и поставила в пузатую стеклянную вазу, напоминающую аквариум, а пока возилась с ними, мама ходила кругами, пытаясь разузнать, кто этот таинственный незнакомец. Я сказала честно, что не знаю, но пообещала его разблокировать, потому что поступок был милый, а цветы красивые.

Мой адрес Тим мог узнать у Ромы или у Матвея, ведь тот всю неделю провожал Ксюшу домой. Я решила дать Тиму еще один шанс. Пусть даже с профиля Гудвина, если ему так проще. Кому-то иногда нужно побыть не собой. Так легче в чем-то признаться или поговорить откровенно. Неслучайно же в католической церкви принято исповедоваться в кабинке, где священник не может тебя видеть.

И если поначалу я собиралась сорвать с Тима маску Гудвина и потребовать объяснений, то, еще раз хорошенько все обдумав, решила, что лучше продолжать подыгрывать до тех пор, пока он не придет к решению самостоятельно.

«Спасибо за цветы, – написала я. – Люблю тюльпаны». Он ответил через час: «Спасибо, что простила». – «За что простила?» Я надеялась, что он упомянет день рождения Матвея, но игра продолжалась: «Не знаю. Но, раз ты меня заблокировала, значит, я сделал что-то не так». – «Может, дело в твоем последнем сообщении?» – «Я думал об этом». – «Потрясающая проницательность». – «Больше такого не повторится». – «Чего не повторится?» – «Я не стану писать о своих чувствах». – «Ты писал не о чувствах». – «Разве?» – «Ты писал о сексе». – «Для меня одного без другого не существует. У тебя, наверное, по-другому. Этого я не учел».

Он меня умыл. Ответить было нечего. Оправдываться – глупо, продолжать спор – бессмысленно.

«Ты просил тебя разблокировать. Что дальше?» – «Я сегодня спас котенка». – «Неужели?» – «Смотри». Следом загрузилась фотография: на фоне серой подъездной стены среди кучи мусорных пакетов сидел черный голубоглазый котенок с белым ухом.

«Его кто-то выкинул в мусоропровод, и он там застрял. Я спускался по лестнице и услышал, как он мяукает». – «И ты полез за ним по мусоропроводу?» – «Нашел дворника, и мы его достали. Хорошо, что в это время никто не выбрасывал ничего тяжелого». – «И куда ты его дел?» – «Хочешь, тебе подарю?»

Я еще раз посмотрела на фотографию. Котенок был хорошенький.

«Хочу, но мы не можем позволить себе завести кого-то, потому что в сезон отпусков все уезжают, и оставить его будет не с кем». – «Тогда, наверное, себе возьму. Моя старая кошка в прошлом году умерла. Ей было тринадцать лет. Папа тоже с улицы принес. Мама не хотела брать ее, но папа сказал, что, если ребенок в семье один, ему необходимо общение». – «Один? У тебя разве нет старшего брата? Братьев?» – «Старших нет».

Я