Биография smerti - Анна и Сергей Литвиновы

– Пш-ла, пш-ла! – продолжал куражиться тот.

«Я бы на ее месте в морду ему засветила», – мелькнуло у Тани.

Но экономка лишь процедила:

– Горячее будет через десять минут.

Вышла и от души шваркнула дверью столовой. А Холмогоров царственно развалился на стуле и посетовал Татьяне:

– Грымза, но ведь не уволишь! Весь дом на ней держится.

«Можно подумать, ты решаешь – кого увольнять, кого оставлять», – насмешливо подумала Садовникова. Но подыграла Холмогорову:

– С прислугой вообще одна морока. Любая мелкая сошка себя ровней мнит...

Тот охотно подхватил:

– И не говори! Фаину ведь буквально из грязи вытащили, из полного дерьма! Видела б ты ее лет десять назад: колхоз, деревня Поганкино! А отмыли, приодели, пригрели – вишь, какой павой выступать стала!

«Ох, как сейчас Фаину корежит! – хмыкнула про себя Татьяна. – Наверняка ведь под дверью подслушивает. Но на прислугу разговор свернул очень кстати».

И она осторожно спросила:

– А сколько у вас тут народу работает? Я в горничных, честно говоря, уже запуталась...

– Наташка, Ленка, Милка, – начал загибать пальцы Холмогоров. – Еще новенькая, узбечка. Зухра, что ли... И повариха, Катерина Степановна. Это сколько получается? – Мужчина в задумчивости наморщил лоб.

– Пятеро, – подсказала Таня.

– Точно, пятеро! – просиял Игорь Феоктистович. И предложил: – Давай выпьем.

Таня храбро подставила стакан под новую порцию адского напитка. Чокнулась с Холмогоровым. Пока тот пил, незаметно выплеснула свою дозу в недоеденный салат. Жаль, конечно, портить вкусное блюдо, но сохранить светлую голову важней. И продолжила допрос:

– И все живут здесь?

– Кто? – непонимающе уставился на нее Холмогоров.

– Ну, прислуга.

– А где им еще жить-то? Метро к нам пока не подтянули! – хохотнул Игорь Феоктистович. И пьяно поинтересовался: – Да что тебе до прислуги? Ты мне лучше про себя расскажи. Кто такая. Откуда. Чем хороша. Что в постели умеешь.

Бедная Марина Евгеньевна! Хорошего себе муженька выбрала, ничего не скажешь...

А Холмогоров снова потянулся за своей флягой. Голова трясется, по подбородку ниточка слюны стекает. Еще одна порция – и, глядишь, свалится.

– Не страшно им здесь жить-то? – заторопилась Таня со своим расспросами.

Собеседник вскинул на нее недоуменный взгляд:

– Кому?

– Горничным, – терпеливо пояснила Садовникова.

– Вот дались они тебе! – удивился хозяйкин супруг. Но все же ответил: – Да они за счастье почитают у нас работать. – И надменно прибавил: – После их-то хибарок в Хохляндии... А у нас тут сервис! Белье в стиральных машинах стирают! И в бассейн их пускаем, если праздники.

Татьяна же продолжила гнуть свое:

– А я бы на их месте боялась. После того, как та девушка погибла...

Снова удивленный взгляд:

– К-какая девушка?

– Ну, горничная. Два года назад. – Таня остро взглянула на Холмогорова.

Тот замер. Фляжка в руке дрогнула. Кадык нервно дернулся.

– Откуда ты знаешь? – пробормотал он.

Таня неопределенно пожала плечами.

А Игорь Феоктистович вдруг зло выплюнул:

– Говорил я этой козе: знают двое – знает каждая свинья! И чего было огород городить? Все равно ведь не утаишь! Но ее ж не переспорить...

«Это он, наверное, про Холмогорову», – догадалась Татьяна. И кротко произнесла:

– А кто ее убил, так и не узнали?

– Слушай, ты! – Глаза хозяина полыхнули злобой. – Заруби себе на носу раз и навсегда! Здесь, в моем доме, никто... никого... никогда не убивал!

«А дом разве ваш?» – так и вертелось на языке у Татьяны. Но она решила не затевать глупую перепалку. Сделала новый выпад:

– Может, и не убивали. А кто ее тогда бил? Причем регулярно. Говорят, все тело в синяках было...

Дверь, ведущая в столовую, скрипнула. Фаина явно подслушивала и, похоже, забыла об осторожности.

Игорь Феоктистович устало откинулся на стуле. Его фляжка жалобно звякнула и опрокинулась на бок. По белоснежной скатерти поплыло ядовито-желтое пятно.

– Ох, девочка... – тоскливо произнес он. – Если б ты знала, насколько здесь все непросто...

– Так кто ее бил? – не отставала Таня.

– Да сама она нарвалась... – вздохнул мужчина.

Таня обратилась в слух. Но тут вмешалась Фаина – широко распахнула дверь и громко объявила с порога:

– Горячее!

Горничная (Наташка? Ленка? Милка? Или Зухра?) внесла поднос с рыбой. Кажется, это была форель. Политая симпатичной бело-голубой подливой. Самое оно – под самопальный-то абхазский коньяк. Таня с интересом взглянула на блюдо. Не удалось полакомиться салатом – может, хотя бы форелью получится? А Холмогоров пробормотал:

– Ф-фаина, я есть не буду. Убери.

И неловко – по всему столу приборы зазвенели – поднялся.

– Правильно, Игорь Феоктистович. Пойдите проспитесь, – с тихой угрозой напутствовала экономка.

А когда тот, пошатываясь и виляя, покинул столовую, обернулась к Татьяне и произнесла:

– Не вздумай Марине Евгеньевне говорить.

– О чем?

– О том, что он пил. – Экономка вздохнула. – Она каждый раз из-за этого плачет...

«Вот уж не думаю!» – усмехнулась про себя Таня и отщипнула вилкой кусочек рыбины, отметив:

– Неплохая форель.

– Марина Евгеньевна такой воз тянет – пятерым мужикам не под силу, – печально произнесла Фаина. – А он... вместо помощи... – Женщина горько вздохнула и жалобно взглянула на Татьяну: – Пожалуйста!

«А мне-то казалось, что наоборот, сама заложит, как Холмогоров меня местным коньяком поил!» – подумала девушка и кивнула.

– Ладно, не скажу.

Кинула в рот новый кусочек и небрежно бросила:

– Подумаешь – выпил, не выпил... А я решила, вы просите про горничную не говорить.

И снова наткнулась на деланое недоумение – экономка очень старательно изображала его:

– Какую горничную?

– Ну, ту самую, – терпеливо повторила Таня, – Киру Буренко, которая два года назад в вашем доме погибла. Тоже будете врать, что не было такого?

– Не буду, – буркнула Фаина. – Потому что скрывать тут нечего. Обычный несчастный случай. Упала, ударилась головой о камин...

– Да неужели? – скептически подняла бровь Татьяна. – А чего ж тогда уголовное дело завели?