Абсолютист - Джон Бойн

— Да. В какой-то мере. Но мне интересно услышать ваше объяснение.

Я подумал, глядя в стол. Я хотел быть с ней честным — насколько отважусь. И еще я хотел, чтобы мои слова были осмысленными.

— Прежде чем я пошел туда, — начал я, глядя не на собеседницу, а на грязную ложку, лежащую передо мной, — я думал, что кое-что о себе знаю. Конечно, я тогда чувствовал. У меня были друзья и… простите меня, Мэриан… я влюбился, надо полагать. По-детски. И эта любовь меня очень ранила. Конечно, виноват был только я сам. Я поступил необдуманно. Впрочем, тогда я не так считал. Я был уверен, что все хорошо продумал и что на мое чувство отвечают взаимностью. Безусловно, я заблуждался, глубоко заблуждался. И произошли события, над ходом которых я был не властен. Потом, когда я отправился туда и попал в полк, — и там встретил вашего брата, — тогда я понял, какого дурака свалял раньше. Потому что внезапно все, сама жизнь, стало удивительно ярким переживанием. Словно я теперь жил на иной плоскости по сравнению с тем, что было раньше. В Олдершоте нас учили не драться — нас учили как можно дольше оставаться в живых. Как будто мы уже умерли, но, научившись метко стрелять и ловко орудовать штыком, могли хотя бы выиграть еще несколько дней или недель жизни. В этих казармах жили не люди, а призраки, вы понимаете, Мэриан? Мы все как будто умерли еще до отъезда из Англии. А когда меня не убили, когда я оказался одним из везунчиков… Понимаете, в казарме нас было двадцать. Двадцать ребят. А вернулись только двое. Один — который сошел с ума, и я. Но это не значит, что мы выжили. Я не считаю, что выжил. Пусть меня и не зарыли во Франции, но я остался там. Духом, во всяком случае. Теперь я только дышу. Но дышать и быть живым — не обязательно одно и то же. Теперь вернемся к вашему вопросу — романтик ли я? Думаю ли я категориями любовей и свадеб? Нет. Эта возня кажется мне абсолютно бессмысленной, целиком и полностью тривиальной. Я не знаю, как это меня характеризует. Возможно, это признак того, что у меня с головой не в порядке. Но, понимаете, дело в том, что у меня в голове всегда было что-то не в порядке. С тех самых пор, как я себя помню. И я никогда не знал, что с этим делать. Никогда не понимал. А теперь, после всего, что случилось, после всего, что сделал я сам…

— Тристан, хватит. — Она вдруг потянулась ко мне и взяла мою руку — та заметно тряслась, и я снова застеснялся. Я понял, что еще и плачу — не навзрыд, просто слезы ползут по щекам; я устыдился и этого тоже и вытер глаза тыльной стороной левой руки. — Я совершенно зря спросила. Я просто шутила, и все. Не обязательно рассказывать то, о чем вам не хочется говорить. Боже мой, вы проделали весь этот путь, чтобы встретиться со мной, чтобы принести мне этот великий дар — рассказы о моем брате, — и я вам так отплатила. Вы меня когда-нибудь простите?

Я улыбнулся и пожал плечами:

— Тут нечего прощать. Просто… ну, ни с кем из нас не стоит говорить на эти темы. Вы упомянули, что у вас есть друзья — которые были там, а потом вернулись?

— Да.

— Ну и как, они любят вспоминать то, что было там?

Она подумала минуту и заколебалась.

— Это сложный вопрос. Иногда мне кажется, что да, поскольку они непрестанно говорят об этом. Но всегда потом расстраиваются. Совсем как вы только что. Но в то же время мне кажется, что они не могут удержаться, чтобы не переживать прошлое снова и снова. Как вы думаете, когда это пройдет?

— Понятия не имею. Очень не скоро.

— Но ведь все кончилось, — настаивала она. — Все кончилось! А вы молоды, Тристан. Вам всего двадцать один год. Боже, да вы ведь тогда были совсем ребенком! Семнадцать лет! Не позволяйте всему этому утопить вас. Посмотрите на Уилла.

— О чем вы?

— Ну, его больше нет, верно? — сказала она с искренним сочувствием. — Он не может даже расстроиться. Он не живет даже с кошмарными воспоминаниями.

— Да, — согласился я, и привычная острая боль снова пронизала мое тело. Я громко выдохнул и потер ладонями глаза. Отняв руки, я поморгал и тщательно сфокусировал взгляд на лице собеседницы. — Можно, мы отсюда уйдем? Мне нужно глотнуть свежего воздуха.

— Конечно, — сказала она и нетерпеливо постучала по столу, как бы соглашаясь с тем, что мы слишком задержались в этом кафе. — Вам ведь еще не пора ехать обратно в Лондон? Мне очень интересен наш разговор.

— Нет, пока нет. Я могу остаться еще на несколько часов.

— Отлично. Сегодня прекрасная погода. Мы можем погулять. Я бы вам показала разные места, где мы с Уиллом росли. Вам непременно надо посмотреть Норидж, это очень красивый город. Потом зайдем куда-нибудь на поздний обед. И я хотела попросить вас еще об одном одолжении, но о нем я вам скажу попозже, если не возражаете. Я боюсь, что если попрошу вас сейчас, вы откажете. А я не хочу, чтобы вы отказали.

Я помолчал секунду-другую и кивнул:

— Хорошо. — Затем встал и снял плащ с вешалки. Моя спутница надела пальто. — Я только заплачу за наш чай, подождите меня на улице.

Я смотрел, как она идет к дверям, выходит на улицу и стоит, застегивая пальто и озираясь в поисках знакомых. Физически она вовсе не была похожа на Уилла. Они принадлежали совсем к разным типам. Но было что-то в ее манере держаться, некая уверенность, что ее красоту заметят, — и досада на это. Я понял, что улыбаюсь, глядя на нее, и пошел к прилавку платить за чай.

— Простите за шум, — сказал я нашей официантке, когда она взяла у меня деньги и отсчитала сдачу из кассы. — Надеюсь, мы вам не очень докучали.

— Не нужно извиняться. Вы были другом Уилла, верно?

— Да. Да, мы служили вместе.

— Это просто позорище, — зашипела она, склонившись ко мне. — То, что с ним случилось, я имею в виду. Совершеннейшее позорище. После такого мне стыдно быть англичанкой. В городе мало кто со мной согласен, но я его знала — и знала, что он за человек.

Я сглотнул и кивнул, забирая у нее сдачу и молча кладя ее в карман.

— Я мало кого уважаю так, как Мэриан Бэнкрофт, — продолжала она. — Таких людей — один на миллион, честно. Несмотря на все, что случилось, она так помогает демобилизованным солдатам! Ведь по справедливости она бы должна их ненавидеть. Но ничего подобного. Вообще я даже теряюсь. Она для меня загадка.

Я нахмурился, понимая, что даже не спросил Мэриан, чем она занимается в Норидже, как проводит свои дни, на что тратит время. Как это типично для мальчишек вроде меня: мы полностью погружены в себя и даже не думаем, что в мире есть кто-то еще. Звякнул колокольчик на двери — кто-то из посетителей ушел; я поблагодарил Джейн и попрощался.

Прежде чем выйти из кафе, я похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли бумажник и пачка писем. Удостоверившись, что все в порядке, я открыл дверь и вышел на улицу. Мэриан оказалась права: погода была действительно прекрасная. Ясный, теплый день — ветра нет, но нет и чересчур назойливых солнечных лучей. Идеальный день для прогулки… и я вдруг представил себе Уилла, шагающего по этой булыжной мостовой рядом с какой-нибудь влюбленной девицей, которая изо всех сил старается поспеть за ним, украдкой бросает взгляды на его прекрасное лицо и мечтает, что, может быть, за следующим поворотом, где их никто не увидит, он вдруг совершит самый неожиданный, но и самый естественный поступок — повернется к ней, обнимет и притянет к себе.