Абсолютист - Джон Бойн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 70
Перейти на страницу:

— Мне жаль, что обстоятельства сложились так, что Леонард счел необходимым со мной порвать. Но о том, что он порвал со мной, я не жалею. Вы меня понимаете?

— В какой-то степени.

— А теперь он хочет заполучить меня обратно, и это очень досаждает. Он пишет мне письма, он таскается за мной по городу, а стоит ему перебрать — что случается не реже двух раз в неделю, — он приходит к нашему дому. Я ему объяснила, что у него нет ни единого шанса и что он может с тем же успехом бросить это дело, но он упрям как осел. Честно, ума не приложу, что с ним делать. Я не могу поговорить с его родителями — они не желают иметь со мной ничего общего. Я не могу попросить своего отца с ним поговорить — он вообще отказывается признавать, что Леонард существует на свете. — Она сделала глубокий вдох и высказала то, о чем мы оба думали: — Мне так не хватает Уилла!

— Может, мне следовало как-то вмешаться.

— Как именно? Вы не знаете ни его, ни обстоятельств.

— Нет, но если все это вас расстраивает…

— Тристан, я не хочу показаться грубой, — она смотрела на меня, и лицо ее ясно говорило, что она не потерпит покровительственного отношения, — но вы меня сегодня увидели в первый раз. И мне не нужна ваша защита, хотя я, безусловно, весьма благодарна за то, что вы ее предложили.

— Конечно, конечно. Я просто думал, что, как друг вашего брата…

— Неужели вам еще не ясно? Именно поэтому все так плохо. Все дело в родителях Леонарда, понимаете? Они на него ужасно давили. Они держат зеленную лавку тут, в городе, и их торговля полностью зависит от доброй воли покупателей. И все знали, что мы с Леонардом собираемся пожениться, так что после смерти Уилла почти весь город перестал покупать у Леггов. Людям всегда нужен козел отпущения. Но они не могли отыграться на моем отце. Он все-таки их священник. Существуют определенные рамки. Так что следующей подходящей жертвой оказались Легги.

— Мэриан, — начал я, глядя в сторону. Я жалел, что поблизости не оказалось скамьи, где можно было бы сесть и посидеть молча. Мне очень хотелось помолчать подольше.

— Нет, Тристан. Позвольте мне закончить. Раз уж я начала, то расскажу до конца. Мы пытались не обращать внимания, но скоро стало ясно, что ничего не выйдет. Легги бойкотировали меня, город бойкотировал Леггов, все это было совершенно ужасно, и Леонард решил, что с него хватит, и разорвал нашу помолвку ради своей семьи. Его отец сделал так, чтобы об этом через несколько часов стало известно всему городу, и назавтра все опять покупали овощи у них в лавке. Торговля пошла как прежде, ура. Кого интересует, что я переживала самые тяжелые дни в своей жизни, скорбя по погибшему брату, или что человек, чья поддержка была мне нужнее всего в эти дни, указал мне на дверь. А вот теперь, когда шум вроде бы улегся и никто больше не хочет разговоров на эту тему, Леонард решил, что должен меня вернуть. Все ведут себя как ни в чем не бывало, словно на свете никогда не жил мальчик по имени Уилл Бэнкрофт, никогда не рос в их городе, не играл на их улицах и не отправился на фронт воевать за них на их поганой войне…

Она перешла на крик, и я видел, что прохожие смотрят на нее с такими лицами, словно говорят: «А, это девица Бэнкрофт. Неудивительно, что она кричит на улице, чего еще от нее ожидать».

— И вот теперь, когда все позади, бедняжка Леонард решил, что сделал ужасную ошибку, и к черту отца и мать и чертов кассовый ящик, но Леонард хочет заполучить меня обратно. Ну так он меня не получит, Тристан. Он меня не получит! Ни сегодня, ни завтра, никогда!

— Очень хорошо, — я попытался ее успокоить. — Простите меня. Теперь я все понимаю.

— Люди ведут себя так, как будто мы опозорились, вы можете это понять? — сказала она уже тише. По щекам у нее катились слезы. — Вот как та парочка в кафе. Какая наглость. Какая бесчувственность. Что вы на меня смотрите? Не притворяйтесь, что не заметили.

Я нахмурился, припоминая только, что какая-то пара сидела за один или два столика от нас, а потом пересела в более укромное место, прежде чем продолжить беседу.

— Они из-за меня пересели, — выкрикнула Мэриан. — Когда я вернулась из дамской комнаты и они увидели, кто сидит рядом с ними, они вскочили и пересели от меня как можно дальше. И с этим я сталкиваюсь каждый день. Сейчас стало немного получше, правда. Раньше был просто кошмар, но теперь в каком-то смысле еще хуже, потому что люди опять начали со мной разговаривать. Это значит, что они напрочь забыли Уилла. А я его никогда не забуду. Они обращаются с моими родителями, и со мной тоже, словно хотят сказать, что они нас простили, — как будто думают, что нас есть за что прощать. Это мы должны их прощать за то, как они с нами обходились, и за то, как они обошлись с Уиллом. И все же я молчу. У меня полно прекрасных идей — вы бы это скоро узнали, если бы у вас хватило глупости застрять в нашем городе. И это все. Прекраснодушные идеи. В душе я столь же труслива, сколь труслив был мой брат, по мнению этих людей. Я хотела бы защищать его, но не могу.

— Ваш брат не был трусом, — настойчиво произнес я. — Вы должны в это верить, Мэриан.

— Разумеется, я в это верю, — отрезала она. — Я ни на минуту не думаю, что он был трус. Это немыслимо. Я знала его как никто. Он был храбрее всех на свете. Но попробуйте сказать об этом вслух — и увидите, что будет. Они его стыдятся, понимаете? Единственный мальчик из всего графства, которого поставили перед расстрельной командой и казнили за трусость. Они его стыдятся. Они не понимают, кто он. Кто он был. И никогда не понимали. Но вы ведь понимаете, Тристан, правда? Вы ведь знаете, каким он был?

Щурясь на солнце

Франция, июль — сентябрь 1916 года

Вопль отчаяния и усталости вырывается у меня откуда-то из живота, когда стенка окопа за моей спиной начинает крошиться и превращается в медленно текущую реку густой, черной, перемешанной с крысами грязи, которая скользит по спине и попадает в сапоги. Я чувствую, как эта жижа просачивается в мои уже и без того промокшие носки, и бросаюсь навстречу приливу, отчаянно пытаясь подтолкнуть баррикаду на место, пока она меня не погребла. По ладоням скользит тонкий хвост, обжигая ударом; еще удар; острые зубы впиваются в ладонь.

— Сэдлер! — хрипло кричит Хенли, тяжело дыша. Он всего лишь в нескольких футах от меня — с ним, кажется, Ансуорт, а дальше капрал Уэллс. Дождь падает такой тяжелой пеленой, что я сплевываю его вместе с вонючей грязью и не могу разобрать лиц. — Мешки! Видишь, вон там! Наваливай их как можно выше.

Я пробираюсь вперед, с трудом вытягивая сапоги из трех футов жидкой грязи. С каждым шагом я слышу ужасный хлюпающий звук, похожий на предсмертные хрипы умирающего — словно кто-то отчаянно хватает ртом воздух и не может захватить.

Я машинально развожу руки, когда на меня летит мешок, полный накопанной земли; он ударяет меня в грудь и чуть не сбивает с ног, но я, не позволяя себе перевести дух, так же быстро поворачиваюсь к стене и шмякаю мешок туда, где, по моим прикидкам, должно быть ее основание, поворачиваюсь опять, ловлю другой мешок, так же подпираю им стену, и снова, и снова, и снова. Нас уже пять или шесть человек — все мы делаем одно и то же, громоздим мешки и кричим, чтобы нам подавали еще, пока вся эта чертова стена не обрушилась, и кажется, что это сизифов труд, но все-таки мешки помогают, и мы забываем, что нас чуть не убили сегодня, в предчувствии, что нас убьют завтра.

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 70
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?