Почерк судьбы - Шарлотта Лукас

– Конечно нет, – ответил он. – У меня ведь для этого есть вы!

– Точно.

Она сокрушенно покачала головой, сняла зимние сапоги и достала пару вьетнамок, которые стояли в шкафу рядом с домашними тапочками для гостей.

– Сегодня что-то особенное?

– Нет, все как всегда.

– Тогда я, пожалуй, начну.

– Меня уже почти нет.

Генриетта Янсен исчезла в кухне, а Йонатан поднялся наверх, чтобы прихватить из кабинета какую-нибудь хорошую книгу.

Пока домработница будет наводить порядок в квартире, а это у нее займет часов пять, он почитает книгу в каком-нибудь кафе. Так они поступали уже много лет: Генриетта Янсен не любила, когда кто-нибудь во время работы «заглядывал через плечо».

Генриетта много раз говорила, что он мог бы дать ей ключи от дома, чтобы не ждать ее, не впускать и не выпускать. Однако Йонатану не нравилась эта мысль. И дело было не в том, что он не доверял своей домработнице, нет, этого точно не было. В конце концов, Генриетта работала на Йонатана еще с тех времен, когда тот жил вместе с Тиной. Женщина и тогда была такой же выдающейся во всех смыслах личностью. Просто… он чувствовал бы себя некомфортно.

Йонатан рассматривал корешки многочисленных книг, стоя возле большой книжной полки в кабинете.

К чему же он сегодня расположен? Лирика? Вот уж нет. Прикладная литература? Однозначно нет. Роман? Сегодня не тот случай. Йонатан не мог собраться с мыслями. Его взгляд перескакивал с одного названия на другое – ничто его не привлекало.

Он мог бы распечатать одну из присланных рукописей, которые ему всегда предоставляла редакционная коллегия. Но, вспомнив вдруг о неутешительной теме под названием «Издательство и цифры», Йонатан потерял к этому интерес. Значит, сегодня он просто погуляет, вместо того чтобы посвятить себя литературе. И тут он, досадуя на себя, вспомнил и о том, что все еще не просмотренные документы, которые подготовил Боде, остались лежать на письменном столе. Пусть он целиком и полностью доверял Генриетте Янсен, но финансовые дела «Грифсон и Букс» ее точно не касались.

Йонатан подошел к столу, взял стопку бумаг с цифрами и недолго думая сунул их между листами «Гамбургер нахрихтен». Несколько секунд его терзали сомнения. Потом он взял газету и засунул ее подальше, в картонный ящик для макулатуры, который стоял на полу возле письменного стола. Осторожность прежде всего.

Йонатан спустился на первый этаж, испытывая облегчение, надел зимнюю куртку и подошел к кухонной двери, чтобы попрощаться с Генриеттой Янсен.

– Все, я ушел, – сказал он.

– Хорошо, – отозвалась та, продолжая надраивать в кухне рабочую поверхность.

– Ах, и еще кое-что: старую бумагу и мусор можете сегодня не выбрасывать. Ящики снаружи и так переполнены, там все равно нет места.

– Я видела, договорились.

– Хорошо. Тогда увидимся с вами в следующую среду!

Он уже взялся за ручку входной двери, как вдруг его взгляд упал на сумку. Та болталась на крючке гардероба, до этого ее прикрывала его зимняя куртка.

Сумка с ежедневником.

Теперь он знал, как проведет время, пока Генриетта не закончит работу. Он поедет в бюро находок, расположенное в Альтоне[22], и сдаст туда ежедневник.

Он предпринял все возможное, все, что было в его силах, чтобы отыскать владельца. Обо всем остальном позаботится судьба. Да, судьба. Сарасвати Шульц сама ведь об этом сказала.

Ханна

За 15 дней до этого, 19 декабря, понедельник, 19 часов 56 минут

«When the moon hits your eye like a big pizza pie, that’s amore…»[23]

Когда они вошли в итальянский ресторанчик «Da Riccardo», что на Манштайнштрассе, там гремел оглушительный гимн любви в исполнении Дина Мартина. Ханна была взволнована как никогда, ее опьянило предвкушение того, что должно было произойти, а в животе порхали целые стаи бабочек.

Симон заехал за ней ровно в половине восьмого, как и было условлено, обходительно провел Ханну под руку до машины, распахнул перед ней дверцу, а после того, как она уселась, захлопнул ее.

В ресторанчике было сумеречное освещение. Симон помог Ханне снять пальто, восхищенно посмотрел на нее и сказал:

– Ты выглядишь просто чудесно!

– Большое спасибо!

Разумеется, Ханна уж расстаралась ради неожиданного свидания. Она полчаса разглаживала утюжком рыжие локоны, которые, по ее мнению, напоминали порвавшиеся нити диванной подушки. Теперь слегка волнистые волосы спадали на плечи (если повезет, они останутся в таком состоянии как минимум десять минут). В ушах у нее поблескивали маленькие серьги-креолы, которые Симон когда-то подарил ей на Рождество. Ханна даже основательно поколдовала с тенями, пытаясь сделать «smokey eyes», впервые после пубертатного периода. Она где-то когда-то вычитала, что такой макияж делает женщину с зелеными глазами особенно таинственной и чувственной.

Но, бросив взгляд в зеркало, Ханна обнаружила, что скорее выглядит как один из братьев Бигль из «Утиных историй». Она сразу же все смыла и воспользовалась косметикой пастельных тонов, довершив образ блеском для губ. Так она себя чувствовала значительно лучше и выглядела естественно. К тому же Ханна не хотела, чтобы у Симона возникали нехорошие предчувствия, когда тот будет думать о браке.

Ханна надела для этого вечера самое лучшее платье, как и попросил Симон. Выбор оказался совсем не трудным, потому что у нее такое было лишь одно. В повседневной жизни гораздо удобнее носить брюки, их было немало в гардеробе Ханны, поэтому ей пришлось покопаться в шкафу, пока она не нашла сначала в его дальнем углу «маленькое черное» платье, а потом, в самом низу, в носочном ящике, целые нейлоновые колготки. Черные туфли-лодочки она в свое время купила на похороны матери Симона, но надеялась, что тот не будет присматриваться и не обратит внимания, что она в «похоронной» обуви. Как бы то ни было, Ханна рассчитывала, что голова Симона в этот вечер будет занята мыслями о чем-то поважнее обуви.

– Ты тоже выглядишь классно! – заметила Ханна, когда Симон вернулся от вешалки, где оставил ее пальто.

И с этим не поспоришь: он редко бывал таким элегантным. А после увольнения Симон вообще не придавал особого значения своему внешнему виду.

Теперь на нем был костюм из темно-серой ткани в тонкую полоску, который идеально подчеркивал его высокую и стройную фигуру. Воротник его белой рубашки был тщательно выглажен, на шею повязан бордовый галстук, а из-под рукавов пиджака поблескивали серебряные запонки. А вот причесывался Симон, очевидно, второпях, его темно-каштановые волосы были уложены в нечто, что с большой натяжкой можно было назвать прической. Его узкое лицо было гладко выбрито, и Ханна наконец вновь могла насладиться видом его очаровательных ямочек на щеках. Симон даже оставил дома очки и воспользовался контактными линзами, а это случалось, насколько знала Ханна, лишь в «особо важных случаях», например, на интервью с какой-нибудь знаменитостью. Может, и для предложения руки и сердца тоже?