Комиссар Хольмг. Становление - Атия Хольмг

оружием орков. Должно быть, даже после того, как массивные двери, ведущие в здание, были уничтожены направленным взрывом, то, что еще оставалось от правительственного строения, еще долго использовали в качестве мишени. Стены от выпущенных в них снарядов почернели и осыпались, а там, где остались стоять, были выкрошены выстрелами до половины, превратившись в тонкие, неровные полоски из камня, готовые вот-вот сломиться и обрушиться. Пол был завален камнями, арматурой и фрагментами тел. Медленно следуя по коридорам, официальным и подсобным помещениям, Алонсо Барро мысленно восстанавливал произошедшие здесь кровавые события. Некоторые люди, что оказались в этом здании в свои последние часы, не дожидаясь жестокой развязки, покончили с собой. Их можно было назвать счастливчиками по сравнению с теми, кто стал свидетелем окончательного прорыва орков на последнюю захватываемую ими территорию обреченного города. Еще живые тела тех, кто был в последней из комнат, куда ворвались зеленокожие звери, были выволочены на улицу и разорваны под улюлюканье дикой орды ксеносов. Энергетический след от ужаса потрошимых и свежуемых заживо людей до сих пор витал над их изуродованными, оборванными, со свисающими лохмотьями содранной кожи телами.

Сопровождаемый своей небольшой свитой Алонсо Барро, весь превратившийся в слух, взирал глазами своей души, разыскивая место, с которого все началось. Он почти слышал вопли терзаемых людей, улавливал тонкую вибрацию от слабого биения их сердец и то, как они остановились, перестав отсчитывать удары. Видел орды беснующихся монстров и то, как стекает горячая, дурманящая кровь по их оскаленным мордам, чувствовал истошный, непередаваемый словами ужас, разивший от того, кому уготовано было судьбой стать последним выжившим человеком в Неморисе. Но все это было не то, что разыскивал сейчас инквизитор. Закрыв глаза и ведомый под руки Авелем и «Немым», псайкером из его свиты, Алонсо считывал варп-следы, чтобы разыскать «ту самую точку», тот момент, в котором произошел перелом, место обряда или жертвоприношения, где пролилась первая кровь, с которой начался тот ритуал, результатом которого стало все то, что сейчас происходило на Ферро Сильва. Почтив минутной остановкой и скорбным молчанием тех, чьи жизни закончились так страшно, инквизитор двинулся дальше по реке звуков, продолжая восстанавливать страшные картины последних минут Немориса. Повсюду были слышны отголоски предсмертных криков, воплей ужаса и отчаяния и рев ликующих орков. Но Алонсо Барро, отвергая все это, продолжал исследовать мертвый город шаг за шагом, каким-то невероятным чутьем зная, что вскоре нащупает то, зачем он пришел сюда, в Неморис. Сейчас. Это было где-то здесь, совсем близко. Оно шевелилось под плотным потоком звуков, омывающего его слух. Вот. Барро замер, прислушиваясь и напрягаясь так сильно, что он услышал слабеющее эхо собственных шагов. Стараясь не обращать внимания на ту какофонию из врап-следов, что царила вокруг, он сделал еще один шаг…

Едва различимый шепот коснулся его обострившегося до предела слуха. Это было, как если бы он попытался разглядеть одинокую каплю в нескончаемом ливне дождя, обрушившегося с небес на землю.

Шепот стал чуть различимее, превращаясь из стаккато одинокой капли в тонкоголосое пение журчащей струйки. Алонсо ухватился за этот звук и поплыл к нему сквозь бушующие волны всех прочих звуков. Тихое журчание перешло в стройную мелодию горного ручья. Инквизитор напрягся еще сильнее, направляя всю свою волю на то, чтобы услышать.

Теперь сквозь музыку падающей воды Алонсо Барро начал различать слова. Они звучали мягко и нежно, окутывая сознание тончайшим шелком покоя, и в то же время вгрызались в него, подобно тому, как впиваются в разрезаемую ими плоть зубья цепного меча. Слова превратились в поток. Полноводной рекой они катились, образуя волны и перекаты, впадая в огромный океан.

И в этом океане, полном созвучий, как привычных уху, так и чуждых, ранящих сам слух, среди прочих пронзающих разум слов было одно, которое заставило инквизитора содрогнуться. Всего одно слово. Имя. Имя одного из четырех извечных врагов человечества.

Алонсо Барро открыл глаза и понял, что бьется в конвульсиях на раскрошенном рокрите. Он попытался крикнуть, но вместо этого из его горла вырвался сдавленный хрип. Потом его вырвало желчью, и наконец Алонсо Барро потерял сознание под тяжестью внезапно окруживших его криков, стонов и проклятий, среди которых победным гимном возвышалось и кружило над всеми прочими звуками имя бога перемен.

РЭКУМ ПОСЛЕ ЗАКАТА

Наступление началось, как и планировалось — на рассвете. Но лишь к середине дня гвардейским частям при поддержке ополченцев из числа рабочих удалось существенно продвинуться и отбросить орков назад, полностью освободив жилой сектор. И только когда светило начало скатываться по небосклону в закат, защитникам Рэкума удалось плотно закрепиться на отвоеванных позициях. Теперь день клонился к вечеру, и тяжелый бой был наконец окончен. Серые сумерки захватили в свои плотные объятия залитый кровью, стонущий Рэкум. Оставшиеся в живых орки укрылись на территории ремонтных цехов, в самом дальнем его краю, там, где строения были меньше всего и располагались настолько близко друг к другу, что проходы между ними напоминали старинные лабиринты, крайне извилистые и запутанные.

Карро Гвинеро открыл глаза и обнаружил себя лежащим между двумя крупными телами зеленокожих. У одного из орочьих тел прямым попаданием из машинного орудия была оторвана голова; у второго отсутствовали ноги и был полностью раздроблен низ безобразного туловища. Отвратительная, густая кровь, растекаясь от разорванных тел, заливала все вокруг, в том числе, самого Гвинеро. Комиссар зашевелился, пытаясь подняться, и отвратительная жижа начала скатываться с его одежды жирными, дурно пахнущими сгустками. Едва не поскользнувшись в этой хлюпающей массе, состоящей из крови и вывалившихся кишок, Гвинеро медленно встал на ноги, огляделся и понял, насколько сильно у него кружится голова.

«Слабость, — подумал он, — сейчас пройдет».

Он сделал несколько шагов и понял, что хромает. Посмотрев вниз, комиссар обнаружил, что его нога чуть ниже колена вывернута под неестественным углом, будучи, по всей вероятности, сломанной. Однако не было ни крови, ни боли, и только непомерно раздувшаяся нога, так, что сапог стал казаться тесным, и доходящее до тошноты головокружение указывали на сильное внутреннее кровотечение.

«Надо перетянуть», — подумал Гвинеро и пошатнулся.

Перед глазами поплыли фиолетовые круги. Шум в голове усилился. Быстро, как только мог, он снял ремень и перетянул ногу чуть выше колена. Затем мутным взглядом окунул недавнее поле боя, ища глазами «Командирку». Ее дымящийся остов чернел в нескольких метрах впереди — далеко или близко, Карро сказать не мог. Окружающая реальность плыла перед ним, то и дело меняя очертания, и у него никак не получалось сосредоточиться. Он сделал несколько мучительно медленных шагов, с трудом подволакивая искалеченную ногу,