Брежнев. Генсек «золотого века» - Юрий Михайлович Чурбанов

Верховного Совета СССР обсуждал итоги уходящего года и основные директивы к плану на предстоящий год. Докладчиком выступал обычно Председатель Совета Министров СССР, после чего происходили краткие прения. Но на декабрьском Пленуме 1969 года вскоре после доклада с большой речью по проблемам управления и развития народного хозяйства выступил Брежнев. Эта речь содержала крайне резкую критику органов хозяйственного управления, оратор очень откровенно говорил о плохом состоянии дел в советской экономике. Эта речь была подготовлена в личном секретариате Брежнева. Разумеется, так как он был не рядовым оратором, а лидером партии, то и его речь воспринималась как директивная.

Необычная самостоятельность Брежнева не только удивила, но и обеспокоила многих членов Политбюро, которые опасались, что увеличение влияния и власти Брежнева нарушит ту „стабильность“ в кадрах, к которой все начинали привыкать. Естественно, что больше других был недоволен Суслов, с которым Брежнев не нашел нужным проконсультироваться. Выступить в одиночку против Суслов не решился. Он подготовил специальную „записку“ для членов Политбюро и ЦК, которую подписали также А. Н. Шелепин и К. Т. Мазуров. В этой записке подвергалась критике речь Брежнева как политически ошибочное выступление, в котором все внимание было якобы сосредоточено на негативных явлениях и в котором оратор ничего почти не сказал о тех путях, с помощью которых можно и нужно исправить недостатки и пороки в народном хозяйстве.

Возникший спор предполагалось обсудить на предстоящем мартовском Пленуме ЦК КПСС в 1970 году. Брежнев был также обеспокоен возникшей в ЦК оппозицией и не желал доводить дело до обсуждения на Пленуме. По совету своих помощников он предпринял необычный по тем временам шаг: отложил на неопределенный срок Пленум и выехал в Белоруссию, где в это время проводились большие маневры Советской Армии, которыми руководил лично министр обороны А. А. Гречко. Никто из членов Политбюро не сопровождал Брежнева, с ним в Белоруссию отправились лишь некоторые наиболее доверенные помощники. Там он провел несколько дней, совещаясь не только с Гречко, но и с другими маршалами и генералами. Этот неожиданный визит Брежнева на военные маневры произвел немалое впечатление на членов Политбюро. Они видели теперь нового, более самостоятельного и независимого Генсека. Никто не знал содержания его бесед с Гречко и маршалами, да Брежнев и не был обязан в данном случае отчитываться перед членами Политбюро, не входившими в Совет обороны. Однако было очевидно, что военные лидеры обещали ему полную поддержку в случае возможных осложнений.

Вскоре стало известно, что Суслов, Шелепин и Мазуров „отозвали“ свою записку, и она нигде не обсуждалась. По возвращении Брежнева в Москву Суслов первым выразил ему свою полную лояльность. Весь аппарат печатной и устной пропаганды, а также весь подведомственный Суслову идеологический аппарат быстро перестроились на восхваление „великого ленинца“ и „выдающегося борца за мир“, который становился отныне не только руководителем, не только первым среди равных, но и неоспоримым лидером, „вождем“ партии и фактическим главой государства. Перед праздниками и некоторыми крупными торжествами на площадях и главных улицах Москвы и других городов вывешивались обычно портреты всех членов Политбюро. Так было и перед 1 Мая 1970 года. Но теперь повсюду появились огромные портреты и одного Брежнева, большие плакаты с цитатами из его речей и докладов. Изображение Брежнева давалось во многих случаях более крупным, чем других членов Политбюро. Газеты почти ежедневно публиковали его фотографии. Передовые статьи в газетах и также теоретические статьи в партийных журналах и в журналах по общественным наукам почти всегда включали цитаты из „произведений“ Брежнева. Масштабы всей этой начавшейся с весны 1970 года пропагандистской кампании по укреплению и утверждению авторитета „вождя“ партии намного превосходили все то, что делалось во времена Хрущева.

Поведение Брежнева после 1970 года изменилось, что было сразу замечено западными политиками. Вспоминая о своих первых встречах с Брежневым, В. Брандт писал: „Существует ряд взаимоотношений, из которых я почувствовал, какие изменения произошли в положении моего визави. Прежде всего вряд ли можно было более наглядно продемонстрировать его статус в качестве доминирующего члена советского руководства… он обнаруживал величайшую самоуверенность, когда обсуждал международные дела“».

* * *

Речь идет о начале 70-х годов, когда Брежнев на самом деле обнаруживал «величайшую самоуверенность» при обсуждении международных проблем и, не будучи еще формальным главой государства, ставил свою подпись на важнейших договорах с западными странами, хотя это и не отвечало общепринятым протокольным нормам.

Повторим, в полной мере данную версию не подтверждает никто. Однако вероятность ее очень велика. Действительно, все обратили внимание на довольно резкие оценки хозяйственных дел в декабрьском докладе Брежнева. Шелепин и Мазуров были его очевидными противниками, а Суслов по крайней мере не являлся сторонником. Верно и про опору Брежнева на армию. Маршал А.А. Гречко на посту министра обороны был его ставленником (вместе служили в 18-й армии с октября 1942-го по январь 1943-го). К сторонникам Брежнева относился и секретарь ЦК по оборонке Устинов (он позже и стал преемником Гречко).

Наконец, верно и то, что начало славословий, пока осторожных, Брежнева проявилось приблизительно в ту пору и неуклонно разрасталось потом…

На вершине власти

В 70-е годы Брежнев осторожно и не спеша, никогда не прибегая к резким и тем паче жестким мерам, продолжал убирать из своего окружения тех, кто хоть как-то ему противился. Первым в опалу попал видный член Политбюро Д. Полянский, зампред Совмина. Очевидец событий А. Гаврилюк рассказал о той интриге с весьма примечательными подробностями:

«Отношения Полянского с Брежневым, судя по рассказам Дмитрия Степановича, строились но принципу „Митя — Леня“. Он принял активное участие в отстранении Хрущева и избрании Брежнева Первым секретарем ЦК в октябре 1964 года, и сначала ничто не омрачало их отношений. В декабре 1966-го торжественно отмечалось 60-летие Леонида Ильича, ознаменованное вручением ему первой Звезды Героя Советского Союза. Дмитрий Степанович так расчувствовался, по его собственному признанию, что написал стихи, точнее, целую поэму по этому поводу.

Однако после того как на одном из заседаний Политбюро Полянский выступил против решения Леонида Ильича организовать набор 93 тысяч сельских жителей для работы в строительных организациях, он вдруг заметил, что все вопросы, связанные с сельским хозяйством, стали решаться без него. Именно в это время он оказывался в командировках. Брежнев объяснил: „Извини, Митя, но решаю не я, а Политбюро“. Так же легко Леонид Ильич „отбился“ и от письма Полянского, ему адресованного и переданного через Черненко, где Дмитрий Степанович утверждал, что награждения различными орденами и знаками отличия