Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

опустил книгу на грудь, улыбнулся.

– Написать адреса?

– Да, давай сейчас, а то потом недосуг будет.

Андрей легко встал и подошёл к столу. В принципе, адреса и Комитета, и домашний Бурлакова Эркин знал, но он молча смотрел, как Андрей пишет и даже схему рисует.

– А от Комитета к нему домой пешком шли, – Андрей смущённо взъерошил себе волосы на затылке. – Дворами, да ещё темно было, не запомнил. Ничего?

– Ничего, – кивнул Эркин. – До Комитета доберусь, а там уже неважно.

– Домой он тебя сам отведёт, – уверенно заявил Андрей.

Эркин в этом был далеко не уверен, но промолчал. Исписанный Андреем лист он бережно убрал и снова сел за уроки. Андрей посмотрел на его склонённую над книжкой голову и вернулся к дивану.

Так, в сосредоточенном молчании они досидели до полуночи.

Когда Эркин вошёл в спальню, Женя, лёжа в кровати, листала журнал мод. Эркин привычно сбросил халат на пуф и лёг. Женя отложила журнал и повернулась к нему.

– Устал, милый? Спим?

– Д-да, – как-то неуверенно ответил он.

Женя обняла его.

– Всё будет хорошо, Эркин. Ну, что с тобой? Ты замечательно придумал. Конечно, поезжай. Увидишь Царьград… и вообще.

– Мг-м, – согласился Эркин, успокоенный не столько её словами, как тоном, и… раз Женя сказала, что всё правильно, значит, так оно и есть.

Он вздохнул, засыпая и уже во сне мягко прижимаясь к Жене. Тут так тепло, мягко, безопасно, ну, чего его несёт, как говорят, искать приключений на свою задницу. Но ведь надо, надо, надо…

И весь четверг в нём жило то же «надо». Может, поэтому и работа, и школа шли как-то мимо него, хотя он всё видел, слышал и понимал, и ошибок не делал. И даже заметил, что Манефа то и дело поглядывает на Андрея и даже почти улыбается.

И невольно улыбнулся сам. Ловок Андрей, по-мастерски уже работает: вроде ничего такого, а девка оттаивает, глядишь, и в самом деле всё у него получится. Если б только это не на спор было, а всерьёз… Но Андрей взрослый, пусть сам думает.

После школы Андрей пошёл к себе, Тим был в другой смене, и Эркин шёл домой один. Под бурками скрипел снег, мелкие редкие снежинки кружились в воздухе, и слегка пощипывало холодом щёки. Но Эркин то ли уже привык, то ли помнил, каково бывает в настоящие холода, и ему даже нравилось. А самое хорошее – это то, что Хэллоуин прошёл, никто и не заметил. Сам сообразил, только увидев на календаре дату: первое ноября. Сообразил и промолчал. Раз Женя забыла, то не ему напоминать. И если бы не Бурлаков, всё было бы хорошо и даже отлично. Но ничего. Съездит, уладит… чем бы не кончилось, всё лучше этой неопределённости. Ну, какой он Бурлакову сын? Грузчик, индеец, раб, да ещё и спальник. Только позорит. Так что, всё он решил правильно и теперь только надо сделать как решено.

А в пятницу снегопад усилился, рабочий двор не успевали чистить, контейнеры застревали в быстро растущих сугробах, а эти чёртовы дурынды опять не тряхни, не толкни и под снегом не держи. К обеду все вымотались, охрипли от ругани и на обед шли злые как никогда. И когда Ряха чего-то там вякнул, его заткнули с небывалой яростью. Так что Эркин про себя порадовался, что успел договориться с бригадиром раньше, сегодня могли бы и не отпустить.

После обеда продолжалась та же «непруха», но Эркин то ли привык, то ли думал уже о другом и уже ни на что не обращал внимания. Да и… хуже приходилось, чего уж там.

Когда затрещал звонок, Медведев устало кивнул: «Шабашим, мужики». Эркин всё-таки докатил и впихнул в вагон свой контейнер, где его взялась крепить уже другая бригада, и пошёл в бытовку.

Он решил не обтираться: лучше дома вымоется в душе, и, быстро переодевшись, ушёл. Остальные ещё уже вяло, без прежнего запала, переругиваясь, собирали вещи, а Эркин уже попрощался и дверь за собой закрыл. Его проводили шутками и подначками насчёт цареградской гульбы со столичными «щучками».

Снегопад прекратился, но небо затягивали низкие тёмно-серые тучи, и Эркин, проверяя себя, посмотрел на часы. Нет, всё правильно, он успевает, просто темнеет теперь рано, зима уже.

Дома он быстро вымылся и переоделся. Андрей ему столько раз рассказывал о своей поездке, что Эркин хорошо, как ему казалось, представлял, что понадобится в поезде и в Царьграде. Женя выложила всё необходимое на кровать, и Эркин уложил в портфель спортивный костюм, три смены трусов, пакетик с мылом и полотенцем. Женя, оказывается, мыльницу ему купила, специальную дорожную, коробочкой. Ещё носки. Стирать негде и некогда будет, так что тоже три пары. Всё, пожалуй.

Закрыв портфель, он вынес его в прихожую и поставил у вешалки. Теперь пообедать.

Ел он быстро и сосредоточенно, особенно не вдаваясь во вкус. Не до того. Поев, вымыл и убрал посуду, взял и заложил в портфель приготовленный Женей свёрток с едой в дорогу, оделся и, уже стоя в дверях, огляделся, будто прощаясь. Глупости, конечно, он вернётся, и всё пойдёт по-прежнему… нет, не всё. Но он должен это сделать. Значит, сделает.

Андрею хотелось проводить Эркина, но – как назло – под самый конец смены подвалила работа, и, если сегодня не сделать, то придётся выходить в субботу. Ну и… всё ясно-понятно, и не трепыхнёшься. Чертыхнувшись, Андрей побежал в инструменталку.

– В темпе давай, – крикнул ему в спину Василий.

А уж если Василий подгонять стал, значит, дело серьёзней некуда. Так что проводы накрылись медным тазом. И за Алиской он, похоже, тоже не успеет. Вот непруха-невезуха! Но о чём же Эркин собрался с профессором разговаривать? Какие-такие дела у них? Брат у него с характером, пока сам не скажет, ни хрена ты из него не вытащишь. Пробовали, знаем. Так ведь и отец… тоже помним. Вот кремень с кремнем и столкнутся, ох, и полетят искры во все стороны. Ругаться-то им, вроде, не из-за чего, он тогда отцу всё объяснил, должен был понять, профессор всё-таки. И на свадьбе всё прошло лучше и не надо. Чтобы Эркин решил чего-то попросить… так это и в письме можно, или до Святок подождать, нет ничего срочного.

Все эти мысли и рассуждения не мешали ему работать, внимательно наблюдая за Василием и другими мастерами. Учёба вприглядку – тоже учёба.

Закончили поздно. Чуть ли не двойную смену отпахали.

– Старшой, сверхурочные будут?

– Будут, когда сделаем.

– Так сделали же уже.

– Дурак, пока наряд