Хромой из Варшавы. Книги 1-15 - Жюльетта Бенцони

необходимость облачаться в традиционные смокинги, слишком элегантные для ночных прогулок по старому еврейскому кварталу Праги.

На город спустилась прекрасная теплая ночь, и, когда двое друзей вышли из пивной, на улицах и площадях было полно народу. Летом в Праге словно воцарялся непрекращающийся веселый праздник. Освещенные газовыми фонарями, в которых, казалось, отражались звезды, мелкие торговцы бойко продавали огурцы, сосиски с хреном и пиво, гребя деньги лопатой под скрипки уличных музыкантов, в игре которых старые цыганские мелодии сменялись темой Сметаны, посвященной Влтаве, и более известной, чем национальный гимн. Цыганка-гадалка, с огненным взглядом из-под длинных спутанных черных волос, едва сдерживаемых желтым платком, схватила было Альдо за руку, но он мягко высвободился.

– Спасибо, но мне не хочется знать свое будущее, – сказал он ей по-французски.

Должно быть, женщине этот язык был незнаком. Она огорченно взмахнула руками, отчего зазвенели все ее серебряные браслеты, и со вздохом тряхнула головой.

– Может быть, ты зря отказался, – заметил Видаль-Пеликорн. – Сейчас самый подходящий момент для того, чтобы узнать, что нас ждет...

Через несколько минут их поглотила тьма еврейского квартала, и с непривычки оба зажмурили глаза. Приятный запах жареных сосисок и свежей мяты уступил место мясному душку и затхлой вони старых тряпок, которыми несло из двух лавок, стоявших одна против другой. Пара грязно-желтых фонарей безуспешно старалась осветить ухабистую, плохо вымощенную улицу. Постепенно глаза обоих мужчин привыкли к темноте, и они стали различать стену старого кладбища и трепещущие кроны деревьев, -укрывавшие невообразимое нагромождение надгробных камней, отчего этот приют мертвых напоминал неспокойное зимнее море. Внезапно обоняния ночных гостей коснулся нежный, ласкающий аромат цветущей бузины и жасмина. Они приблизились к ограде, перед ними выросла черная островерхая громада древней синагоги...

Подойдя еще ближе, Альдо и Адальбер заметили полоску света, выбивавшуюся из приоткрытой двери.

– Входи один! – шепнул Адальбер. – Раввин меня не знает.

– А ты что собираешься тем временем делать?

– Сторожить. Осторожность никогда не помешает. Этот квартал выглядит жутковато.

Демонстрируя суровую решимость, археолог уселся на истертые ступени и принялся набивать трубку. Альдо не стал его уговаривать и толкнул дверь, над которой в витраже стрельчатого свода на фоне усеянного крупными звездами неба распускалась смоковница. Створка скрипнула, но легко подалась.

Готические своды и колонны древнего святилища, озаренного лишь восхитительным семисвечником, стоявшим на алтаре, и двумя большими свечами у его подножия, тонули во мраке, но суровость открывшегося зрелища поразила Альдо. Лишь на редких слабо освещенных капителях глаз различал мотив виноградной лозы, несколько смягчавший убранство святилища.

Высокая фигура раввина горельефом выделялась на фоне этой строгой и вместе с тем таинственной декорации. Положив рядом со свитками Торы Индрарабу Книгу тайн, Иегуда Лива склонился над ней и внимательно изучал. Заслышав легкие шаги посетителя, он выпрямился. Альдо заметил, что из-под длинного черного плаща раввина выглядывают белые погребальные одежды.

Оробевший Морозини застыл посреди нефа. Низкий голос попросил его приблизиться к подножию алтаря, а затем прибавил:

– Здесь ты не в церкви. Тебе следует покрыть голову. Возьми ермолку, она лежит у твоих ног, и надень ее. — Простите меня. Моя вина тем больше, что я знаю этот обычай, но сегодня я очень взволнован...

– Ничего удивительного, если, как сказано в твоем письме, ты нашел то, что искал. Думаю, это было нелегко... Вскрыть склеп в дворцовой часовне – тяжелая работа. Как ты с ней справился?

– Тело было не в часовне.

В нескольких словах венецианец рассказал все, что произошло с тех пор, как он покинул Прагу. Не забыл он упомянуть и о пожаре в маленьком замке, и об исчезновении Симона Аронова. Великий раввин улыбнулся:

– Не тревожься: держатель пекторали не погиб. Я даже могу тебе открыть, что он приходил сюда...

– В эту синагогу?

– Нет, в наш квартал, Иозефов, где живет его друг. Напоминаю тебе, что для нашего общего блага нам с ним лучше не встречаться. Еще хочу сказать, что искать его бесполезно: он лишь промелькнул здесь и снова скрылся. Не спрашивай меня, куда он отправился, мне это неизвестно. А теперь дай мне проклятый камень!

Альдо развернул белый платок, в который был завернут рубин, и подал его раввину на раскрытой ладони, словно раскаленный уголь. Иегуда Лива протянул к драгоценности костлявые пальцы, взял ее и пристально вгляделся. Потом поднял повыше, словно желая воздать дань уважения некоему неведомому божеству. И в ту же минуту подобно выстрелу прогремел грубый голос:

– Кончай кривляться, старик! Сейчас же отдай мне эту штуку!

Резко обернувшись, Альдо в изумлении уставился на шутовскую фигуру Алоизиуса С. Баттерфилда, возникшую из мрака подобно какому-то злому духу. Большой кольт, который тот наводил то на него, то на раввина, выглядел весьма устрашающе.

А наглый тип бессовестно потешался над удивлением князя:

– Не ждал такого, а, князек? Никогда не надо считать папашу Баттерфилда за дурачка, и, если уж хочешь знать, я давно тобой интересуюсь. Однако мы здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями! Эй, ты, дашь ты мне этот булыжник или нет?

В голосе, эхом отразившемся от стен синагоги, прозвучала твердость металла:

– Подойти и возьми, если посмеешь.

– Еще как посмею! А ты, Морозини, стой и не двигайся, не то я на месте уложу твоего приятеля..

Альдо, все это время гадавший, куда подевался Адальбер, попытался выиграть время:

– Как вы сумели сюда войти? Никто вам не помешал?

– Ты имеешь в виду того типа с трубочкой? Он получил хороший удар по башке и теперь спит сном младенца... если только мой приятель не счел нужным его прикончить...

– Какой приятель?

– Ты его узнаешь. Ты видел его в «Европе», а незадолго до того – в Венеции: он пил кофе рядом с тобой и Ротшильдом у Флориана...

Низенький человечек с черными волосами, в темных очках в свою очередь вышел на освещенное место. И он тоже был вооружен. Альдо мысленно обругал себя последними словами. Как он мог, поняв, что где-то его уже видел, не вспомнить, где именно! Наверное, старею, решил он.

Баттерфилд начал подниматься по каменным ступеням, но его уверенность словно таяла по мере того, как он приближался к великому раввину. Со стороны казалось, что он вдруг даже стал ниже ростом. Старик не шевелился, его темные глаза метали молнии. И снова загремел грозный голос:

– Ты будешь проклят до скончания веков, если прикоснешься к этому камню, и никогда больше не обретешь покоя...

– Ну хватит! Заткнись! – гаркнул американец. Его била дрожь, выдавая охвативший его страх, но рубин был рядом, в руках раввина, и