Пасьянс Даймонда - Питер Ловси

– На моих устах печать, дружище, – отозвался тот.

– Да ладно тебе, колись!

– В «Альберт-Холл».

– Пошел ты подальше!

Надо было позвонить в школу или по крайней мере попросить кого-нибудь передать сообщение Джулии Масгрейв. Мужчина средних лет катает по городу маленькую девочку, не предупредив ее опекунов. Подобное поведение заслуживает не просто порицания – оно возмутительно! Дело не в Джулии. До сих пор она ему доверяла и не заподозрит, будто он вознамерился похитить ребенка. Однако другие на это способны. Насилие над малолетними – зло, недоступное его пониманию. В последние месяцы случаи нападения на детей постоянно муссировались в прессе, и такие люди, как миссис Строу, не постесняются зачислить его, Даймонда, в извращенцы. И надо отдать ей должное: любой полицейский поверит ее словам. Даймонд решил, что, как только они прибудут на место, сразу доберется до телефона.

Целью их поездки на самом деле оказался «Альберт-Холл». Как только Наоми вышла из такси напротив северного входа, к ним подошла японка. Даймонд положил руку на голову Наоми, предупредительно притянув к себе. Нельзя было допустить ни малейшего риска. Женщина церемонно поклонилась. Ей было около шестидесяти лет – слишком пожилая, чтобы оказаться матерью Наоми. В левом уголке ее верхней губы была бородавка.

– Мистер Даймонд?

– Да.

– Пойдемте со мной.

Питер расплатился с таксистом и, опустив руку, почувствовал, что Наоми крепко вцепилась ему в пальцы. Она явно не признала в незнакомке соотечественницу. Они двинулись за ней к зданию, и Питер заметил, что девочка вертит головой, рассматривая фасад из красного кирпича. Супница богов, всегда думал он, глядя на «Альберт-Холл». Можно вообразить, как божественная рука поднимает крышку и огромным черпаком помешивает содержимое под пение «Края надежды и славы» в последний вечер променадных концертов.

Японка проворно поднялась по короткой лестнице к арочному входу, словно «Альберт-Холл» являлся ее домом. Она была в дорогой европейской одежде: шелковом бежевом пиджаке и прекрасно сшитых темно-коричневых брюках. К очкам в золотой оправе была прикреплена длинная цепочка.

Когда они вошли в здание, Наоми так сильно сжимала руку Питера, что грозила прервать кровообращение. Японка повернула направо и повела их по опоясывающему зал главному коридору. Вместе с ними шагали другие люди, в основном молодые, по виду студенты. Но у Даймонда не сложилось впечатление, что готовится концерт классической или поп-музыки. Он не знал, что ставили в «Альберт-Холле» на этой неделе. Дурная голова, выругал он себя. Надо было спросить в телецентре.

Провожатая подвела их к двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и постучала костяшками пальцев. Даймонд опасался вести Наоми в замкнутое пространство и повернулся к японке:

– Вы можете объяснить, в чем дело?

– Извините, не вправе, – ответила та.

– Кто вы? Я даже не знаю вашего имени.

– Никто. Не берите меня в расчет.

– Вы хорошо говорите по-английски.

– Это единственная причина, почему я здесь.

Дверь открыл крепкий молодой японец в спортивном костюме. Женщина поклонилась ему. Парень ответил коротким кивком скорее Даймонду, чем их провожатой, обнаружив при этом на темени пучок волос. И что-то произнес по-японски.

– Пожалуйста, проходите, – перевела женщина и отступила в сторону.

Их окутал приторный цветочный аромат. Он исходил от волос молодого японца. Это был запах камелии, отметил Даймонд, вспомнив, что чем-то похожим, но не настолько пахучим, душилась иногда Стефани. Обстановка мало напоминала место, где Наоми могла обрести дом, но, кажется, не грозила опасностью. Питер и девочка шагнули через порог.

Их глазам предстало совершенно неожиданное зрелище: пара огромных ягодиц, почти голых, если не считать врезавшейся в промежность повязки. Трудно объяснить причину, но в современном западном обществе не принято восхищаться толстой задницей. Она может являться предметом насмешек – вот это корма! – или в положительном смысле дополнительным полезным весом во время схватки в регби или перетягивания каната. Эта же задница явно стремилась к высочайшим вершинам человеческого опыта. Пугала своей монументальностью, как памятник принцу Альберту на противоположной стороне улицы.

Неподвижная, нежно-золотистая, гладкая, как дорожный знак, могучая, подобно двум поставленным бок о бок бочкам, доминирующая в центре комнаты, а также по всем ее сторонам. Тело владельца скрывалось где-то за ней за исключением части ступней в носках и голых лодыжек. Человек согнулся в позе, в которой наверняка было больно стоять.

С высоты роста Наоми открывшаяся картина могла по своему величию соперничать с горой Фудзияма.

Даймонд вспомнил сюжет в теленовостях пару дней назад. Открылся японский фестиваль, где основным зрелищем было соревнование японских борцов. У этого спорта здесь имелось много поклонников.

– Сумо? – спросил он.

Только что пригласивший их войти человек кивнул.

Питер редко смотрел соревнования, но ему нравился вид спорта, в котором тренироваться значило заглатывать как можно больше пищи, а само состязание длилось не более пятнадцати секунд.

Задница дернулась к полу и с удивительным проворством переменила позу, а ее хозяин, не обращая внимания на гостей, поднял правую ногу до уровня плеча, а затем с силой стукнул об пол.

– Шико, – проговорила японка. – Чтобы отогнать злых духов и соперника.

– Скажите ему, что тут нет никаких соперников, – попросил Питер.

Владелец задницы повторил шико левой ногой. Горы плоти завершили движения и, поколыхавшись, застыли. Запах камелии усилился – борец, видимо, пользовался тем же ароматизатором.

– У меня сложилось впечатление, что нас сюда позвали по ошибке, – заявил Даймонд.

Потрясенный, что кто-то осмелился заговорить в то время, как тренировка не закончена, человек в спортивном костюме предостерегающе поднял руку. Борец снова одарил их панорамным видом своей задницы, склонившись так низко, что голова оказалась между коленями. Он был в набедренной повязке, которую на состязания надевают сумотори только высшего уровня. Навязанная близость с чудовищным кострецом выводила Питера из себя. Он не осмеливался представить, какое впечатление открывшаяся картина производит на ребенка. Комната была немаленькой, наверное, артистическая уборная какой-нибудь звезды. Но вместив борца сумо и две напомаженные камелией головы, показалась малюсенькой. Даймонд обернулся, чтобы проверить, с ними ли по-прежнему японка. Та стояла за порогом, стараясь быть незаметной.

– Вы уверены, что привели нас куда следует?

Она кивнула, приложив палец к губам.

Борец что-то проворчал, распрямился и внезапно повернулся к ним. Он был огромен во всех местах. Мощные бедра могли бы выдержать пешеходный мост и в каком-то смысле несли не меньший вес – гигантский живот настолько перевешивался через пояс набедренной повязки, что человек казался голым. Мышцы образовывали бугристую складку на груди. И над всем этим возвышалась почти чужеродным телом маленькая лунообразная голова. Ее единственным отличием были волосы – связанные на затылке и разбегающиеся веером ко лбу. Такую прическу носят сумотори высшего уровня. Борец обменялся с мужчиной в спортивном костюме взглядом. Тот достал черное одеяние, напоминающее университетскую студенческую мантию, и накинул на огромные плечи.