Восточная миссия - Сергей Бортников

В июне 1916 года в результате соглашения, достигнутого между турецким и австрийским генеральными штабами, в Галицию прибыл 15-й корпус турецкой армии, хорошо зарекомендовавший себя в боях на Галлиполийском полуострове. Он состоял из двух дивизий (19-й и 20-й), шести пехотных и двух артиллерийских полков, двух эскадронов кавалерии, двух пулеметных, саперных и связных рот и насчитывал в своих рядах около 40 000 человек. Командование корпусом доверили популярному в армии генералу Севату Чобанли.

Экспедиционный корпус подчинили штабу Южной австро-венгерской армии и отвели для него участок фронта вдоль речки Золотая Липа.

Установив из показаний пленного, что им противостоят подданные Османской империи, россияне перебросили под Бережаны подразделения укомплектованной мусульманами 3-й Туркестанской дивизии. По мнению царских стратегов, те, морально воздействуя на единоверцев, будут способствовать дезертирству.

Однако получилось наоборот: зачастую именно противнику удавалось переманить на свою сторону правоверных!

После временного затишья в начале осени 1916-го русские возобновили наступление на позиции Южной армии. В период со 2 по 6 сентября турки ежедневно отбивали по несколько атак противника. Но в итоге не устояли.

16-го у них неожиданно… закончились патроны. А поскольку корпус был вооружен трофейными винтовками Мосина, захваченными союзниками еще в Перемышле, то австрийские боеприпасы к ним просто не подходили!

17 сентября, желая реабилитироваться за вчерашнее поражение, турки бросили в бой все свои подразделения, включая тыловые службы и резерв. В наступлении приняли участие даже старшие штабные офицеры и командиры полков. На многих участках фронта дело доходило до жестоких рукопашных боев… В итоге, менее чем за месяц, корпус потерял 95 офицеров и почти 7000 солдат. Отдельные полки вынужденно пополняли немцами и австрийцами. И все равно в октябре 1916 года 20-ю дивизию пришлось отвести в тыл.

85

На противоположном берегу Стохода высился холм, над которым развевался австрийский флаг. То место крестьяне почему-то называли замком, однако никаких следов средневекового сооружения русские наблюдатели обнаружить не смогли, как ни старались.

– Огонь! – скомандовал командир батареи.

Чухломин глянул в стереотрубу.

Знамени на месте уже не было.

Зато из траншеи высунулся какой-то отчаянный австриец и показал кулак.

– Огонь!

Смельчака засыпало землей; он мгновенно юркнул назад за бруствер.

– Ну, как достать их, ваше благородие? – спросил Иван.

– Да я и сам не знаю…. Если уж казаки и гусары ничего поделать не могут, то мы тем более…

– А может, газовыми снарядами, а?

– Слишком мало расстояние. Да и ветер в нашу сторону. Тут, братец, без штурма не обойтись. А это уже компетенция не артиллеристов… Вот к тебе вчерась казачок приходил…

– Гриня?

– Может, и Гриня, я откуда знаю?

– Старший урядник Федулов. Из Первого Оренбургского…

– Оно и видно. По форме… Вы давно знакомы?

– Еще с осады Перемышля, ваше благородие.

– Ты, Вань, с ним, того, будь осторожнее…

– С чего бы это?

– Ну-ка, наклони ухо… Только он ушел, ко мне в штабную землянку один хлыст наведался. Из контр разведки.

– И что?

– Просил присматривать за тобою…

– Да что вы говорите!

– Только не для меня это занятие – следить за своими же солдатами. Я офицер, фронтовик, а не жандармская крыса…

– Так точно, ваше благородие!

– Зови меня Фомой Игнатьевичем…

– Слушаюсь!

– А с Григорием лучше не встречайся. Пока.

86

Николай Дутов собрал свою сотню на совещание.

– Как вы, должно быть знаете, братцы, вопрос стоит ребром… Или – или… К концу лета мы обязаны взять Ковель. И первый рубеж на пути достижения нашей цели – Стоход. Какие будут предложения? Хорунжий Антонов…

– Ломиться в лобовую – бессмысленно. Здешняя река слишком коварна. Тут отмель, а тут – обрыв. На 3–4, а то 6 метров… Лошади идут ко дну, не то что люди…

– Федулов!

– Я.

– Что ты скажешь?

– А что тут говорить? И так половину наших за месяц положили… С этой стороны – сплошная равнина, а на той – господствующие высоты. Вот и вся арихметика… Стоит подняться в атаку, и нас постреляют, словно куропаток.

– А ведь точно – мы все у них на мушке. Значит, без военной хитрости здесь не обойтись, – подытожил сотник.

– Может, ночью? – предложил кто-то из молодых казаков. – Доползти до реки, перейти ее по дну…

– Дыша жабрами, – закончил мысль Антонов.

Все рассмеялись.

– Ну почему же? – не сдавался автор идеи. – Старым казацким способом. С длинными камышинками во рту. Они пустые в середине – дыши, сколько хочешь, как через трубочку…

– Ты плавать хоть умеешь?! Нет! А других учишь… Да здесь яма – на яме. Чуть оступишься – и что? Лошадьми тебя вытягивать под пулеметным огнем?! – поучительно изрек Федулов. – А ну тихо, братцы…

– Что такое? – насторожился сотник.

– Говор какой-то слышу, Николай Петрович. Как только с юга ветерок дунет…

– Да это солдаты в окопах переговариваются…

– Не похоже, Николай Петрович. Голоса больно детские.

Федулов выбрался из укрытия и пополз в сторону видневшегося на горизонте села Духче[77]. С каждой минутой голоса, напоминающие плач, слышались все более отчетливо.

Вскоре прямо на его пути попалась глубокая воронка. На ее дне сидели двое подростков.

– Эй, вы как сюда забрались?

– Та ось… Иванко пидвернув ногу, – пояснил старший из мальчишек – русоволосый, голубоглазый паренек лет 12–13.

– А что вы здесь делали?

– Шукалы льотки, панночку охвицэрэ.

– Какой я тебе офицер? Зови меня просто дядей Гришей.

– Добрэ, дядько Грыцько…

– А тебя как звать?

– Васыль…

– Льотки… Льотки… Что это такое?

– Ось, дывиться, – он разжал ладонь, на которой лежали несколько шариков шрапнели.

– Зачем она вам? – улыбнулся Федулов.