Серая Женщина - Элизабет Гаскелл

мне возвращались силы. Добрый человек наблюдал за моим насыщением со счастливой сочувственной улыбкой, но, утолив аппетит, я заметил в его глазах легкую дымку грусти по почти исчезнувшей еде. Тогда я еще не подозревал о масштабах бушевавшего в городе голода. Внезапно под окном послышался топот множества ног. Хозяин открыл створку, чтобы выяснить, в чем дело, и я услышал слабый, надтреснутый звон колокольчика – совершенно отличный от всех остальных звуков.

– Пресвятая дева! – воскликнул он. – Это же «бедные Клэр» зовут на помощь!

Схватив остатки еды, он сунул тарелку мне в руки и приказал следовать за ним. Сбегая по лестнице, по пути он забирал продукты, которые с готовностью протягивали соседки по дому. Спустя мгновение мы уже шли по улице в направлявшейся к монастырю плотной толпе. Звон колокольчика продолжал взывать о помощи. Рядом с нами шагали дрожащие рыдающие старики с жалким запасом пищи в руках; женщины с залитыми слезами лицами, забравшие почти все, что нашлось в доме; взволнованные дети, прижимавшие к груди кусок пирога или краюху хлеба в надежде внести свою небольшую лепту в помощь «бедным Клэр». Сильные мужчины – не только жители Антверпена, но и австрийцы, – стиснув зубы, не произнося ни слова, тоже спешили к монастырю. И над всей толпой продолжал тоненько, пронзительно звенеть колокольчик.

Навстречу нам двигался поток людей с бледными печальными лицами. Они возвращались из монастыря, спеша освободить путь приношениям других христиан, и торопили:

– Быстрее, быстрее! Бедная Клэр умирает от голода! Да простит Господь нас самих и наш город!

Мы побежали. Толпа безошибочно несла нас в нужном направлении. Мы миновали пустые трапезные и попали в кельи, где над дверями значились монашеские имена обитательниц. Так случилось, что вместе с другими я вошел в келью сестры Магдалены. На ее койке лежал Гисборн – смертельно бледный, но не мертвый. Рядом стояла чашка с водой и лежал кусок заплесневелого хлеба, который он случайно отодвинул и не смог достать, а на стене был прикреплен листок бумаги с начертанными по-английски словами: «Но если голоден враг твой, накорми его; если жаждет, напои его…»[33].

Некоторые из нас отдали принесенную пищу офицеру и оставили его, в то время как он жадно, подобно изголодавшемуся дикому зверю, набросился на еду. Теперь уже над монастырем и городом не разносился острый тревожный звук колокольчика, а плыл медленный, низкий, торжественный звон, во всех христианских странах сообщающий о переходе души из земной жизни в вечность. И снова зашелестел шепот множества слившихся в благоговейном ужасе голосов:

– Бедная Клэр умирает! Бедная Клэр умерла от голода!

Толпа понесла нас в монастырскую часовню. На одре возле алтаря лежала монахиня сестра Магдалена. Лежала Бриджет Фицджеральд. Рядом стоял отец Бернард в торжественном облачении и, высоко подняв распятие, провозглашал прощение Церковью той, кто только что покаялась в смертном грехе. Собрав все силы, я пробился вперед и встал рядом с умирающей, в тот самый момент при полном молчании толпы получавшей последнее помазание. Глаза ее затуманились, члены застыли в неподвижности. Однако едва обряд завершился, изможденная фигура медленно приподнялась, глаза прояснились и наполнились радостью, а оживший перст указал в трансе, словно прогоняя ненавистный образ.

– Теперь она свободна от проклятия! – проговорила Бриджет Фицджеральд и упала замертво.

Проклятие Гриффитсов

Глава 1

Меня всегда глубоко интересовали распространенные в Северном Уэльсе легенды об Оуэне Глендовере[34]. В полной мере разделяю распространенное среди крестьян отношение к нему как к герою родной страны. Лет пятнадцать-шестнадцать назад, когда темой валлийского конкурса поэзии в Оксфорде был объявлен Оуэн Глендовер, жители Уэльса бурно возрадовались. Тема по праву вызвала всплеск национальной гордости.

Возможно, кто-то не знает, что даже в наше просвещенное время грозный вождь знаменит среди неграмотных соотечественников не только патриотизмом, но и магической силой. Он сам говорит – или Шекспир говорит за него, – что практически одно и то же:

Рождение мое

Небесным светом озарилось

Пылающих светил…

Готов я вызвать духов из глубин.

Мало кто из простых жителей Уэльса в ответ задаст непочтительный вопрос сэра Генри Перси по прозвищу Горячая Шпора[35].

Среди прочих бытующих в Уэльсе легенд о национальном герое есть и древнее семейное пророчество, давшее название этой истории. Когда сэр Дэвид Гэм – «предатель черный, словно родился в Буилте» – попытался убить Оуэна в Макинллете[36], вместе с вождем был человек, чье имя Глендовер никак не ассоциировал с врагами. Риз ап Гриффитс – его «старый добрый друг», родственник, больше чем брат – согласился пролить кровь Оуэна. Сэр Дэвид Гэм может быть прощен, но тот, кого Глендовер любил и кто его предал, недостоин прощения. Вождь слишком хорошо понимал человеческую природу, чтобы казнить предателя. Нет, он оставил его в живых с печатью Каина на челе, презираемым и ненавидимым соотечественниками.

Прежде чем освободить плененного врага, вождь Оуэн Глендовер провозгласил проклятие в адрес как самого Риза ап Гриффитса, так и всех его потомков:

– Оставляю тебе жизнь, потому что знаю: станешь молить о смерти. Будешь жить дольше, чем положено человеку, презираемый всеми добропорядочными согражданами. Даже малые дети будут показывать на тебя пальцами и шипеть: «Вот идет тот, кто хотел пролить кровь брата!» Ибо я любил тебя больше, чем родного брата, о, Риз ап Гриффитс! Живи столько, чтобы увидеть всех родичей, кроме самых слабых, павшими на поле боя. Племя твое да будет проклято! Поколение за поколением увидит земли свои тающими, словно снег. Да, богатство их утечет сквозь пальцы, хотя день и ночь они будут трудиться ради золота. А когда девять поколений исчезнут с лица земли, кровь твоя больше не будет течь в жилах хотя бы одного человека. В те дни последний мужчина твоего рода отомстит за меня. Сын убьет отца.

Так легенда передает слова, сказанные Оуэном Глендовером предавшему его другу. Утверждают, что злой рок исполнился: влача жалкое существование, род Гриффитс больше никогда не знал богатства и процветания. Без видимых на то причин благосостояние семейства неуклонно сокращалось.

Шло время, и необыкновенная сила проклятия практически стерлась, а из глубин памяти оно всплыло лишь тогда, когда в доме Гриффитсов произошло неприятное событие. В восьмом поколении вера в пророчество почти исчезла благодаря женитьбе одного из Гриффитсов на некой мисс Оуэн, после скоропостижной смерти брата внезапно получившей наследство – не слишком большое, но вполне достаточное, чтобы считать приговор утратившим силу.