Серая Женщина - Элизабет Гаскелл

Наследница с мужем переехала из его маленького фамильного поместья в графстве Мерионетшир в ее владения в графстве Карнарвоншир, и в течение некоторого времени злой рок не напоминал о себе.

Если поедете из Тремадога в Криссиет, то непременно увидите приходскую церковь Инисинханарн, расположенную в болотистой долине возле горной цепи, тянущейся вдоль залива Кардиган. Этот участок суши выглядит так, как будто лишь недавно восстал из морской пучины и обладает еще не истощенным плодородием, часто характерным для таких травяных болот. Однако в то время, о котором я пишу, долина еще носила более мрачный характер. На возвышенной ее части хвойные деревья росли слишком густо, чтобы достичь внушительной высоты, а потому оставались малорослыми и корявыми. Самые слабые из деревьев погибали, а кора отваливалась и падала на коричневую землю. В тусклых лучах пробивавшегося сквозь верхушки солнца белые стволы выглядели странными и пугающими. Ближе к морю долина приобретала более открытый, хотя и не слишком жизнерадостный характер. Значительную часть года она представала промозглой и пропитанной густым туманом. Даже крестьянские дома, обычно вносившие в пейзаж жизнерадостные краски, здесь не украшали картину. Так вот, эта долина составляла существенную часть того поместья, которое молодой Оуэн Гриффитс унаследовал по праву женитьбы. В возвышенной ее части располагался семейный замок – точнее говоря, особняк, поскольку торжественное определение «замок» плохо соответствовало неуклюжему, приземистому, но основательно построенному зданию: квадратному, тяжеловесному, с минимальной претензией на украшения, необходимые для отличия от обычного сельского дома.

В этом особняке миссис Оуэн Гриффитс подарила супругу двух сыновей: Ллевелина, будущего сквайра, и Роберта, рано избравшего церковный путь. Единственная разница между братьями до поступления Роберта в колледж Иисуса в Оксфорде заключалась в том, что если старшего постоянно баловали, то младшего попеременно держали в строгости и баловали. В результате Ллевелин ничему не научился у формально считавшегося личным наставником бедного валлийского священника, в то время как сквайр Гриффитс иногда вспоминал об образовании Роберта и внушал ему, что, поскольку тому предстоит самому зарабатывать свой хлеб, следует прилежно заниматься. Неизвестно, насколько помогло домашнее образование успешному обучению Роберта в Оксфорде, но случилось так, что перед началом экзаменов пришла весть о скоропостижной смерти старшего брата в результате неумеренной попойки. Разумеется, Роберта срочно вызвали домой. Теперь, когда необходимость самому зарабатывать свой хлеб естественным путем отпала, он предпочел не возвращаться в Оксфорд. Таким образом, недоучившийся, но не лишенный природного ума молодой человек остался дома, где отец провел недолгий остаток своей жизни.

Роберт обладал непростым характером. Как правило, он был мягким, сговорчивым и легко поддавался влиянию, но рассердившись, становился яростным и несдержанным. Казалось, он сам себя боялся, а потому, чтобы не потерять самоконтроль, старался не давать воли даже справедливому гневу. Получив достойное образование, он, скорее всего, отличился бы в областях литературы, требующих скорее вкуса и воображения, чем проявления склонности к размышлению или суждению. Его литературные склонности проявились в коллекционировании разных валлийских древностей. Собрание старинных манускриптов достигло такого серьезного масштаба, что смогло бы вызвать зависть самого доктора Пью[37], конечно, если бы тот еще оставался в живых.

Роберта Гриффитса отличала редкая для его сословия черта, о которой я забыла упомянуть: чрезмерная склонность к алкоголю сквайра не затронула. Не могу сказать, заключалась ли причина воздержания в том, что сознание легко поддавалось воздействию, или достаточно утонченный вкус не принимал интоксикации с ее тяжкими последствиями, но в свои двадцать пять лет Роберт Гриффитс оставался трезвенником – на полуострове Ллин состояние настолько редкое, что сквайр слыл неприветливым, необщительным и почти все время проводил в одиночестве.

Примерно в это время ему пришлось принять участие в проходившем в Карнарвоне выездном заседании комиссии присяжных и остановиться в доме своего поверенного – мудрого образованного валлийского адвоката, чья дочь очаровала молодого человека. Несмотря на краткость общения, пара сумела достичь взаимопонимания, так что прошло совсем немного времени, и Роберт Гриффитс привез в поместье Бодуэн молодую хозяйку. Нежная, мягкая миссис Гриффитс глубоко любила мужа, одновременно испытывая нечто вроде благоговейного страха – частично из-за разницы в возрасте, а частично благодаря его погружению в научные занятия, в которых сама ничего не понимала.

Вскоре супруга подарила Роберту очаровательную дочку, названную в честь матери Ангхарад. Затем несколько лет прошло в поместье Бодуэн без пополнения, а когда повитухи уже пришли к выводу, что колыбель больше не потребуется, миссис Гриффитс произвела на свет сына и наследника, но, к сожалению, прожила после этого недолго. Беременность проходила тяжело и до такой степени истощила силы, что восстановиться после разрешения от бремени бедняжке не удалось. Муж, любивший супругу тем глубже, что претендентов на его привязанность насчитывалось немного, тяжело переживал раннюю смерть и находил утешение в прелестном маленьком мальчике. Эта сторона характера сквайра – почти женственная нежность – усиливалась беспомощной сиротской привязанностью ребенка, тянувшего ручки к отцу с тем милым воркованием, с которым более счастливые дети обращаются исключительно к матушке. Ангхарад росла почти в полном забвении, в то время как маленький Оуэн царствовал в доме. И все же после отца никто не относился к малышу с такой искренней любовью, как старшая сестра. Девочка настолько привыкла во всем уступать брату, что не испытывала ни трудностей, ни обиды. Оуэн проводил с отцом дни и ночи, причем с возрастом обычай лишь укреплялся. Таким образом, мальчик вел неестественно замкнутую жизнь: не видел вокруг радостных детских лиц (Ангхарад была на пять-шесть лет старше, и личико бедной сироты редко озарялось улыбкой), не слышал звонких голосов, а день за днем разделял одиночество отца, будь то в полутемной комнате в окружении древних, почти колдовских манускриптов или в дальних прогулках по холмам и охотничьих экспедициях. Когда путь преграждал бурный ручей со слишком далеко расположенными камнями, отец заботливо переносил сына на руках, а когда ребенок уставал, то либо спал на отцовских коленях, либо возвращался домой в отцовских объятиях. Больше того, мальчику даже позволялось разделять со сквайром трапезы и ложиться спать в одно с ним время.

Безмерное баловство не сделало Оуэна неприветливым, однако воспитало в характере своенравие. Мальчика трудно было назвать счастливым; даже выражение его лица постоянно оставалось задумчивым, несвойственным нежному возрасту. Он не участвовал в подвижных играх, не знал веселого детского соперничества. Все полученные ребенком знания носили воображаемый и умозрительный характер. Отец с удовольствием делился с сыном собственными научными интересами, не задумываясь, принесут ли они пользу юному уму.

Разумеется, сквайр Гриффитс знал об адресованном его поколению пророчестве. Порой он даже упоминал о нем в