Твое имя - Эстер И

его педагогики было требование, чтобы каждый ученик завязывал длительную переписку со сверстником в другой стране. Не было никаких требований, касающихся содержания. Все, о чем он просил, – это чтобы его ученики никогда не обменивались фотографиями, никогда не созванивались и уж точно никогда не летали на встречу со своими друзьями по переписке. На занятиях учащиеся должны были читать вслух каждое полученное ими письмо.

– Лучше всего оставить мистера Сугука в покое. – Сиделка отошла от двери. – Если только мы не готовы представить последние результаты нашего «исследования». Старик не относился легкомысленно к этому заданию. Это была не детская игра. Он ожидал, что его ученики преобразятся под воздействием своих «духовных корреспондентов» и этих «иностранных бесед». В древние времена мистер Сугук был бы бардом, известным по всему королевству, – выдающейся личностью. Но кто он в наши дни и в наш век? Никто.

Сиделка прошла в третью, и последнюю, мастерскую. Когда она открыла дверь, и появился тонкий столб яркого света, мисс Лина оттолкнула нас с дороги и плавно проскользнула в щель.

Сотни вишневых деревьев были в самом разгаре цветения, они росли так плотно, что потолок мастерской исчезал из виду. Солнечный свет просачивался между невероятно красивыми пятилепестковыми цветами и отбрасывал на землю дрожащие многоугольники света.

Мисс Лина какое-то время кружила впереди между деревьями, а затем исчезла из виду. Сиделка тем временем неторопливо прогуливалась далеко позади меня, протянув руку, чтобы погладить деревья, которые она посадила для пожилой женщины. Поскольку они росли очень близко друг к другу, невозможно было сказать, когда кончалось розовое изобилие одного дерева и начиналось другого. Облако с неуловимыми границами парило прямо над моей головой. Но иногда солнце светило прямо на него, и цветы вспыхивали страстным фиолетовым оттенком. В эти моменты они становились твердыми, словно карбункулы на теле, и я чувствовала себя клеткой, пульсирующей в гигантском легком.

Я обнаружила мисс Лину стоящей под деревом. Я видела ее только со спины, ее плечи вздрагивали от неистовых слез. Сначала мне показалось, что она была одна, но две бледные фигуры начали обвиваться вокруг ее талии. Это были руки. Они медленно потянулись друг к другу, а затем обхватили ее за поясницу. Кто-то поднимался на ноги, его черные волосы разметались по голове пожилой женщины.

– Мне жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы найти тебя, – сказала мисс Лина. – Ты не поверишь, сколько людей и мест мне пришлось увидеть, прежде чем я оказалась здесь. Как только я потеряла тебя, моя жизнь сделала все возможное, чтобы отвлечь меня, и я не нашла тебя снова. Я была нужна людям то тут, то там… Но как ты справился со всем этим в одиночку? Дай-ка я посмотрю. Боже мой, ты стал таким большим. Теперь тебе придется носить меня на руках. А твое лицо – как оно завораживает… Ты ведь простишь меня, правда?

– Здесь нечего прощать. Я бы ждал тебя всю свою жизнь.

Мое сердце рванулось вперед. Второй голос обладал звенящей чистотой колокольчика. Это был не человеческий голос, а воздушный апофеоз, по сравнению с которым все остальные голоса были грубыми отклонениями.

Мальчик положил подбородок на плечо мисс Лины. Он был точь-в-точь как Мун. На нем не было ничего кроме белых льняных брюк и белой футболки, как будто он выставлял себя на всеобщее обозрение. В самом деле, у него были черты, которые мне всегда нравились: пухлые губы, широкие щеки, похожие на щелочки глаза. Но я не могла перейти от мысли, что он похож на Муна, к мысли, что он и есть Мун. На самом деле, его сходство, возможно, доказывало, что он не Мун. Сходство исключало эквивалентность: если бы этот мальчик был Муном, я бы никогда не сказала, что он похож на Муна, точно так же как я бы никогда не сказала, что я похожа на саму себя.

Под моей ногой была веточка; я надавила, чтобы посмотреть, что произойдет. Мальчик повернул голову на звук. Впервые в нашей жизни Мун смотрел на меня. Я всегда думала, что, как только он окажется в пределах досягаемости, у меня не будет другого выбора, кроме как сообщить, что я люблю его. Но я не побежала к нему, я не произнесла ни слова. Теперь, когда мы были вместе в комнате, я обнаружила, что не знаю, как испытывать к нему любовь, имея все же внутреннюю убежденность, что я так сильно полюбила его, несмотря на расстояние, через тоску. Я была не менее уверена в своих чувствах, но они, казалось, лежали на полке выше, чем мог дотянуться мой непосредственный опыт.

Он отвернулся с неизменным выражением лица, как будто моего присутствия следовало ожидать не больше, чем присутствия одного из деревьев. С дрожью я задалась вопросом, видел ли он меня вообще. Но не было никаких сомнений, что если я сделаю три широких шага, то тоже смогу заключить его в свои объятия.

Внезапно в мастерскую ворвался порыв ветра и превратил тысячи цветов в шелестящую труху. Окутанной этим звуком, который, казалось, жил в этом лесу и за его пределами, в других экосистемах, с которыми я никогда раньше не сталкивалась, мне было трудно поверить, что мы находимся в одной комнате.

– Дай я посмотрю еще раз, – сказала мисс Лина. – Неужели это правда? Я так сильно скучала по тебе, что с трудом могу поверить, что нашла тебя.

Она погладила его по всему лицу, словно пытаясь убедиться в его подлинности.

– Не сомневайся в себе, – ответил Мун. – Я именно тот, за кого ты меня принимаешь. Я не знаю, как быть кем-то другим.

Я лежала в постели в комнате для гостей, уставившись на богато украшенный рельефный потолок, где херувимы утыкались носами в густые заросли винограда. Было так жарко, что я разделась до нижнего белья. Ранее тем вечером, вместо того чтобы отправиться на ужин, я бездельничала в своей комнате перед зеркалом, попеременно опьяненная и напуганная тем фактом, что Мун увидел мое лицо, его несовершенства, явные эмоции в моих глазах. Когда я, наконец, спустилась вниз, то услышала приглушенные голоса через дверь в столовую – все уже были внутри. Но я не могла заставить себя войти. От мысли прощебетать «привет, приятно познакомиться» Муну за едой у меня скрутило живот. И о чем бы мы могли поговорить? Я не могла спросить, как какой-нибудь болтливый репортер, почему он ушел из группы. Мне были нужны витиеватые поэтические строки, наполненные загадочным смыслом, но не настолько неясные, чтобы он