Афганский дневник пехотного лейтенанта. "Окопная правда" войны - Алексей Орлов

11 июля

Совместно с разведротой вышли к кишлаку Баташ. Выскочили на БМП по хребтам. Мы блокировали, разведчики прочесали. Безрезультатно. Выходом руководил заместитель командира полка подполковник Тюрин, заменивший Масловского, это был его первый выход.

Когда дали команду на отход, моей роте нужно было перейти через ущелье. Грунтозацепы на гусеницах уже были полностью стерты, и я каждую машину выводил сам, показывая, где нужно включить пониженную передачу, увеличив крутящий момент, где нужно ее выбить, когда БМП как бы зависала, чтобы опять изменился этот самый момент. Поднявшись, машины уходили в строящуюся для возвращения колонну. Мне, как всегда, было оставлено место в голове роты, размером чуть больше длины БМП. И вот, выгнав все машины, мчусь со скоростью километров сорок и, не сбавляя скорости, становлюсь на свое место. Тюрин был шокирован, вызывает к себе, и начались вопли. Меры безопасности! Форма одежды! А я был в джинсовой куртке, кроссовках, на голове кепка, привезенная из отпуска. Отдыхающие в Крыму в таких ходили, главное ее достоинство – широкий козырек, здорово защищающий от солнца. Итог безумного крика – расстреляю! Где-то я уже это слышал, и совсем недавно. Тяжело воевать с дилетантами. Ответ был прежним – попробуйте. Звание заменщик круче звания полковник. Вопли продолжились и в полку, спасибо командиру – в обиду не дал.

13 июля

Заменился Юра Рыжков. Вместе в полк пришли, но мой заменщик где-то потерялся, хотя разведка доложила, что видели в Ташкенте. На душе паршиво и тоскливо.

23 июля

Вышли для встречи колонны. Рота получила задачу проверить кишлак Бучи, не доходя километров десять до Артынджалау. При прочесывании кишлаков у меня автомат всегда висит на плече где-то у бедра, с предохранителя снят, патрон в патроннике, палец на спусковом крючке, что позволяет мгновенно открыть огонь. Идем по кишлаку, и вдруг из-за угла на меня бросается волкодав, среднеазиатская овчарка размером с телка. Не задумываясь, на уровне рефлекса, всаживаю очередь, зверюгу отбрасывает метра на два. А ко мне уже тащат местного жителя, рядом оказавшегося. «Ты, что ли, натравил», – спрашиваю. «Нист, нист». Трясется от страха. Ладно, у меня сегодня хорошее настроение, а от солдат все же прикладом в бок получил. Единственным трофеем в этом кишлаке был нож, который я взял себе. С клеймом мастера, в металл лезвия вплавлен фирменный знак – мечеть, из какого-то металла желтого цвета, рукоятка из рога, очень острый – срезает травинку и перерубает с одного удара тополь толщиной в руку. Взял на память, очень уж искусно сделан. После доклада о выполнении задачи получаю новую. Ночью выдвинуться и блокировать кишлак Нармангав, находящийся в горах в стороне от дороги, а с рассветом прочесать его. Задачу ставил заместитель начальника штаба полка майор Герасимюк. Определяет мне маршрут выдвижения по ущелью. Я категорически отказываюсь, прекрасно зная, к чему приводит движение по ущелью. Тот впал в раж. Товарищ лейтенант, это приказ. Вошел в связь с командиром полка, доложил ситуацию, тот подозвал к радиостанции товарища майора и отымел его по полной программе, обозвав вдобавок ко всему обидными словами, типа му…к. Герасимюк был очень обижен и сказал, что теперь я его самый смертный враг. Но плевать я хотел, получив полную самостоятельность.

24 июля

Наступил период темных ночей, когда в двух шагах ничего не видно, поэтому маршрут наметил накануне в светлое время, так всегда делал, намечая редкие в этой местности ориентиры. Кажется, что все горы похожи друг на друга. Но где-то тропа делает крутой поворот, где-то отдельный камень выделяется – в общем, всегда можно сориентироваться. Несмотря на это, в ходе выдвижения все равно забрели в тупик, где с трех сторон были отвесные склоны, и пришлось метров сто возвращаться назад на карачках, как по коньку крыши. Уже начинало светать, когда подошли к намеченной цели. Предстояло еще спуститься вниз. Принял решение скатиться по каменистой осыпи. Становишься на нее и несешься вниз вместе с осыпающимися камнями, как на горных лыжах. Все прошло удачно, но духов не нашли, уходят, опережая нас. Спустились к броне. При возвращении вдруг слышу – тиу, тиу – и, не задумываясь, бросаюсь за ближайший камень, крича: «К бою!» Кто-то последовал моему примеру, кто-то остановился в недоумении. И вдруг я понимаю, что это местные птички, не знаю, как их называют, но свистят они, как пули. Поднялся как ни в чем не бывало, отругал не выполнивших команду. Пришли к броне и продолжили движение до Третьего моста.

25 июля

Проводим попутную операцию в районе кишлаков Гумбади-Бала, Гумбади-Паин. При движении по рисовым полям я с первым взводом проскочил, механики опытнее были, а второй и третий взводы сели, хотя перед прохождением предупредил, чтобы шли уступом, а не колея в колею, как обычно. Все попытки выбраться своими силами ни к чему не привели. Бревна, притащенные из близлежащего кишлака, уходят как в прорву. Запросил помощи. Пришел тягач, БТС-4, и тоже влез по самые полки. Пришлось заночевать. Зампотех полка, подполковник Ящук, неделю назад прибывший из Союза, обвиняет меня во всех смертных грехах, дергается, побаивается, его первый выход, боевое крещение, так сказать. Везет мне на обкатку молодых военачальников. С третьим замом встречаюсь не в самой выгодной обстановке, но у этого хватает хотя бы разума расстрелом не грозить.

26 июля

Утром пришел второй тягач. «И там был трос, и там был врач…» Развернули полиспаст, вытащили всю технику и благополучно прибыли в Кишим, где ожидаем колонну из Кундуза.

27 июля

Знаменательный день в моей биографии. Наконец-то прибыл в полк долгожданный заменщик, целый месяц где-то болтался, его еще в конце июня видели на ташкентской пересылке. Сообщили, как всегда, самый осведомленный народ – связисты. Солдаты, офицеры подхватили меня, качать на руках стали. Не передать словами тех чувств, что я испытал в тот момент.

Командир улетел в полк, за него остался заместитель начальника штаба. Вот тут-то и проявился его мелкий, злобный и мстительный характер. Вызывает меня и ставит задачу на проведение засады в районе выс. 1523, в десяти километрах западнее Кишима. Когда я пришел в полк, офицеры за месяц до замены не выходили на боевые. Такое было негласное правило. По статистике, погибали или в первые месяцы, или в конце срока пребывания в Афганистане. Тому подтверждение, недалеко от Кишима, в августе 1982 года, подорвался на фугасе командир разведывательной роты 149-го полка Наметов Богадир, прославленный офицер, которого уговорили показать маршрут прибывшему из Союза заменщику. Столько чувств нахлынуло. Отказаться – два года честно отслужил, окончание не хочется замарать; сказаться больным – совесть не позволяет. В общем, победив все сомнения, возглавил роту.

Выдвигаемся по ночному Кишиму. При подходе к крепости вдруг раздается крик: «Дреш! Файр мекунам!» То есть стой! Стрелять буду! Переводчик всегда рядом, реагирую мгновенно. Кричу свои. Афганец дает команду: «Командир ко мне, остальные на месте». Подхожу. Как он начал меня отчитывать: «Почему не предупредили? Ведь у нас с вами телефонная связь. Мы же могли вас перестрелять». Самое главное, он абсолютно прав, я очень зауважал этого афганского командира. Кое-как извинившись, продолжили движение. Вдруг раздается стрельба, да плотная такая. Духи в очередной раз проводят обстрел крепости. Резко ухожу в сторону, речку Машхад пришлось вброд переходить – мост простреливался. Пришли к месту засады, окопались на высоте, круговую оборону заняли.