Пепел большой войны. Дневник члена гитлерюгенда. 1943-1945 - Клаус Гранцов

Что же более важно для дневника: текущие события или же мысли, которые эти события вызывают? Я считаю, что мысли и рассуждения куда важнее, хотя они могут быть и не так хорошо сформулированы, как хотелось бы, а порой и в еще большей степени ограничены внешними событиями.

Лишь много позднее я смогу узнать, как изменились мои мнения, как переменился ход моих мыслей. Но так ли уж я выражаю здесь именно свои воззрения на происходящее? Ведь здесь наши взгляды довольно быстро меняются. Порой после политического доклада командира я думаю: а не прав ли он? И после спора с Петером де Боором о Боге я говорю себе: для Петера это ведь истина. Он ведь иногда говорит убежденнее, чем его отец во время занятий с конфирмующимися.

Довольно часто я испытываю чувство, что я должен гораздо больше читать, чтобы быть в состоянии сформировать свое собственное мнение по тому или другому поводу. Если бы только кто-нибудь помог мне объяснить, растолковать наших классиков. Но мои товарищи ничуть не умнее меня. Так что до всего я должен доходить своим умом. Неужели мне это удастся? Пока что мне на помощь приходит только «Вильгельм Телль». Я бы хотел многое из этой вещи обсудить с кем-нибудь. Но здесь нет никого, с кем бы это возможно было сделать. К тому же нам остается совсем немного времени, чтобы можно было прийти к чему-то значительному, «…и если ты ничего не делал, то ты тогда и не жил». Я часто думаю над этими словами нашего старого Лааша, хотя раньше мы над ними просто смеялись.

После разговора с Петером де Боором я вспоминал и много думал о собственной подготовке к конфирмации и о ней самой. — Его отец подгадал к нашей конфирмации свой отпуск для того, чтобы он сам, в своем полном облачении, мог провести ее. Мук, Рост и я стояли замыкающими среди множества таких же, как мы, ребят, выстроившихся в соборе. Тогда я верил каждому слову нашего Господа. А ныне? Теперь я уже не принимаю каждое слово на веру, но размышляю надо всем сказанным. Неужели Господь против того, что мы обременяем себя столь многими размышлениями? И при этом сомневаемся? Был ли Иисус действительно Сыном Божиим? «Никто не придет к Отцу иначе, как только через Меня!» Разве это не дерзкое утверждение? И правда ли это? Да и что есть истина? То, что говорит нам Библия? Мы получили божественное послание, чтобы познать истину, но Господь все же остается для нас непознаваемым. И люди обречены постоянно снова и снова искать и искать Его…

Насколько сильно мучили меня эти размышления, настолько же радостно и счастливо чувствовал я себя при этом. Потому что при этом я испытывал и такое чувство: никто не может отобрать у тебя свободу, она может также подготовить тебя и к физическим испытаниям. Порой я уставал от службы как собака, так, что хотелось одного — рухнуть и заснуть, но слова Петера снова вливали в меня новые силы и пробуждали к жизни. Завтра службы не будет, потому что нас бросают на уборку картофеля в поместье Кляйста.

1 октября 1944 г.

Стоило мне только размечтаться, что и в рамках имперской трудовой повинности я буду убирать картофель, как все эти мечты оказались порушенными. Но новое место работы ничуть не разочаровало — оно оказалось тепленьким. Нам поручили таскать здоровенные ящики из усадьбы к железной дороге. Кляйсты решили отправить часть своего имущества в Берлин и на Рейн. По всей вероятности, это была фарфоровая посуда и статуэтки, поскольку ящики пестрели предостерегающими надписями «Осторожно, хрупкие вещи», выполненными красной краской. Нас даже поощрили за эту работу шнапсом, но он оказался на вкус совершенной сивухой. Наверное, продукт частной винокурни. Бэ-э!

Сегодня среди нас распределяли также и карточки на курево. К счастью, я пока еще не пристрастился к этой привычке. Но маленький Верзила из последнего взвода, ростом не более 150 сантиметров, всегда дымит, как паровоз. Причитающиеся мне сигареты я буду припрятывать, чтобы позднее раздарить их на Рождество. Ведь дело обстоит так: когда мы закончим отбывать трудовую повинность, мы больше не будем получать карточки на курево, потому что нам еще не исполнилось восемнадцать лет. Сейчас же, коль скоро мы носим форму, считаемся взрослыми, хотя нам еще только шестнадцать или семнадцать лет. Ну разве этот мир не безумен?

И та же самая история с посещением кино. Мы не можем смотреть кинофильмы, в которых можно увидеть нечто возбуждающее и неестественное, потому что мы еще «маленькие» и можем испортить нашу нервную систему. Но для фронта мы в семнадцать лет подходим вполне. Или считается, что все там происходящее куда более естественно и морально?

Приходится делать над собой усилие, чтобы понять эти законы, которые нам объясняют самыми прекрасными словами. Вообще великолепнейшие слова употребляются для описания самых незначительных и рутинных вещей. Так, на каждом самом маленьком партийном собрании наслаждаются разговорами о «неколебимой, непреложной верности вождю», могут едва ли не часами говорить о «вечности» и о «героях». При этом столь возвышенные слова совсем не соответствуют обсуждаемым темам. Ведь каждое слово должно употребляться в правильном значении и стоять на полагающемся ему месте!

Все же простые и скромные слова производят на читателя и слушателя куда более сильное впечатление, чем громыхающая пафоснейшими оборотами статья в «Рейхе»[137](которые Мук неизменно величает «косолапыми сказочками для взрослых»!). Некогда сказано, что «В начале было Слово».[138]Но и в конце времен именно словом будет вынесен приговор, это слово прозвучит для всех людей, народов и правительств, и словом будет отмечен конец всего сущего мира.

2 октября 1944 г.

Сегодня мама написала мне, что из школы пришли все документы и справки. Теперь мы не получаем свидетельство об окончании восьмого класса, но лишь удостоверение, что после окончания войны мы имеем право продолжить обучение для получения аттестата зрелости.

Громадный вопрос приобретения профессии снова встал передо мной со всей своей серьезностью. Пройти ли обучение на актера или стать писателем — эти две возможности постоянно маячат передо мной, сменяя друг друга. Но писать об этом в дневнике я больше не буду. Должна же война когда-нибудь закончиться. Так что следует подождать, кто и как выйдет из нее…

В воскресенье состоялся праздник урожая. В этом году на праздничный день выдалась действительно чудесная погода. Очень порадовался этому отец. Мама мне написала: «Все хорошее и все дары нисходят нам свыше, от Отца Света, который не позволит тьме одолеть свет!»

10 октября 1944 г.

В воскресенье наш командир спросил: кто хочет в составе команды поехать в Штольп. Я, не раздумывая, вызвался, и командир тут же дал свое согласие. Итак, поездка по направлению к дому! В нашей группе я оказался единственным штольпенцем. В понедельник мы поднялись в пять утра, затем с телегой добрались до вокзала. Нам предстояло обменять подсумки для патронов, пулеметы и винтовки. Путь был неблизким. В чистом поезде под командованием заместителя командира Маевски мы добрались до Белгарда. В Белгарде у нас было тридцать пять минут до поезда на Штольп. Я бегом помчался на телефонную станцию и позвонил фрау Шульц, чтобы она сообщила моим, что я на несколько часов приезжаю в Штольп. Еще когда поезд подходил к перрону штольпенского вокзала, я из окна вагона увидел темно-красное пальто и развевающиеся на ветру светлые волосы: Вальтрауд. Она тоже сразу же увидела меня и помахала мне рукой.