Энциклопедия логических ошибок: Заблуждения, манипуляции, когнитивные искажения и другие враги здравого смысла - Иммануил Толстоевский

сочиню фантастическую историю: тьма сражается со светом, утром свет побеждает, и солнце рождается вновь, а вечером оно устает, и его убивают…

А на самом деле? Просто движение двух сфер, болтающихся в космосе. Ничто не рождается, не умирает, не восходит и не заходит. Все это лишь мои умозаключения – просто я решил, что качество моих наблюдений выше, чем на самом деле, и принял эти умозаключения за истину.

(Будь существами вне времени, мы бы не говорили и о «движении» сфер, поскольку видели бы одновременно все их положения в любой момент.)

•••

Некорректные обобщения, по Миллю, связаны не столько с обманчивостью наблюдений, сколько с недостаточностью их охвата. Предположим на секунду, что мы проводим идеальный эксперимент, предусматривающий идеальное наблюдение. Но мы никак не можем знать, будут ли законы, которые мы выведем в результате этого эксперимента, действовать в соседней галактике. А будут ли они верны сегодня, если они были верны вчера? Тоже неясно. Как говорил известный физик Демирель, «вчера – это вчера, сегодня – это сегодня». В конце концов, то, что мы называем «законом», – это простейшая теория, последовательно и непротиворечиво объясняющая наблюдения, сделанные нами до сих пор[106]. Однако закон вовсе не гарантирует наличие такой причинно-следственной связи, которая будет действовать везде и всегда. Как видите, призраки Газали и Юма все еще с нами.

•••

В сущности, самый яркий пример, который приводит Милль, относится не к физике, а к социальной жизни: он указывает, что было бы ошибочно предполагать, будто женщины никогда не получат равного с мужчинами права голоса, лишь на том основании, что в настоящий момент они его лишены. Напоминаю: на дворе 1843 год. В ту эпоху в Англии голосовать могли очень немногие женщины, да и то лишь на местных выборах. Всеобщее избирательное право было введено только в 1918 году, что и подтвердило правоту Милля.

Кстати, о «призраках»: духи и привидения для Милля – тоже примеры логических заблуждений. Такие верования он относил к априорным, то есть к умозаключениям, сделанным «без наблюдения». Это умозаключения, которых вообще не должно быть с научной точки зрения, независимо от их «истинности» или «ложности». На практике же мы можем трактовать их как очень базовые допущения – своего рода краеугольные камни культуры. Как правило, мы не подвергаем их сомнению, но стоит применить индуктивную логику – и обнаруживается, насколько шатки основания этих допущений. Как предпосылки, разрушенные теорией относительности Эйнштейна, и как теории о «женской природе».

•••

Начиная с Милля стали выглядеть куда отчетливее две давно намечавшиеся тенденции:

● язык логики начал обретать собственную абстрактную грамматику;

● появилось понимание, что большая часть логических ошибок не может быть понята посредством этого языка.

Когда развитие научного метода и приемов индукции пошло не в ногу с развитием логики как науки, логическим ошибкам пришлось, как при разводе, выбирать, с кем остаться, и основная их часть осталась с научным методом.

Например, современник и соотечественник Милля Ричард Уэйтли – логик, философ, экономист и теолог, по совместительству архиепископ Дублинский – в своей книге «Элементы логики» (1826) разграничивает «логические ошибки» и «полулогические ошибки». Часть «полулогического» множества была заимствована из аристотелевской традиции (языковая путаница), а часть – выведена из ad-ошибок Локка (ошибки и уловки, эксплуатирующие психологические слабости человека). В XX веке на них наклеят общий ярлык «неформальные ошибки» (informal fallacies), окончательно закрепив за ними отдельную идентичность{44}.

•••

Да, мы начали с Древней Греции и добрались до второй половины XX века. Кажется, я слышу ваши сетования: «Аборигены больше не хотят развиваться». До сокровищницы рукой подать, держитесь.

Не прочность, а сила

«Умозаключение, кажущееся правильным, но ложное по существу».

До недавнего времени распространенное определение софизма (относящееся к большинству логических уловок) основывалось на трех ключевых допущениях, собранных в одной этой фразе.

1. Он должен вводить в заблуждение.

2. Даже если его вывод верен, логика должна быть ущербной.

3. Он должен быть рассуждением.

По мере того как в повседневной жизни рос интерес к логическим манипуляциям, недостаточность этих критериев становилась все более очевидной. Например, «круговая аргументация» (он же порочный круг), известная в народе как «Про истинность Корана написано в Коране», не будет уловкой, если приложить к ней это определение, – формально она обоснованна. Налицо ложноотрицательный результат.

Но еще важнее другое: обратное тоже верно. Как мы видели на множестве примеров, включая ad hominem, бесчисленные аргументы, вполне уместные в конкретных обстоятельствах, будут классифицироваться как уловки (или ошибки) лишь потому, что они не на 100 % обоснованны. Таким образом, наши критерии порождают и ложноположительные результаты.

«Неформальные ошибки». Из названия понятно: неформальные – «не связанные с формой». Так почему же мы так цепляемся за критерий обоснованности («Он должен быть рассуждением»), который подразумевает «правильную форму» и представляет собой наследие дедукции? Или, скажем, зачем упорно применять критерий надежности («…его логика должна быть ущербной»), означающий «правильная форма + истинные посылки»?

•••

В конце концов возникла идея «убедительного аргумента» (cogent argument){45} – как альтернатива, отвечающая природе повседневного общения, то есть неопределенности и вероятностному мышлению. Убедительный аргумент подразумевает три условия; каждое из них субъективно и имеет градации.

1. Приемлемость

Часто мы вступаем в спор, отталкиваясь не от одних и тех же истин. Да и сами «истины» бывают истинными не в равной степени. Поэтому полезнее сосредоточиться на уровне приемлемости исходных посылок, а это зависит от самих участников обсуждения и целевой аудитории. Допущения, приемлемые для докторской диссертации, – одно дело. И совсем другое – ночной спор о Виттгенштейне в баре с друзьями… стоп, или вы делаете в баре что-то еще?

2. Релевантность

Даже абсолютно верная посылка, если она недостаточно связана с темой, не усиливает аргумент. В ходе обсуждения аварий в шахтах мы не обязаны выслушивать разглагольствования оппонента по поводу того, кто именно (уж не глава ли правительства?) распорядился проложить то или иное двойное шоссе. Разве что это шоссе ведет к шахте.

3. Достаточность

У нас могут быть и приемлемые, и релевантные посылки, но их количество и вес должны быть достаточны, чтобы подкрепить вывод. То, что авария на шахте произошла по халатности, то, что за эту халатность отвечают госструктуры, и то, что виноват в аварии лично глава правительства, – это связанные, но разные утверждения. Доказательств, достаточных для первого утверждения, может не хватить для последнего.

•••

Для убедительного аргумента необходимы все три вышеперечисленных условия. Следовательно, если мы ищем определение софизма, подходящее для новой эпохи, то оно перед нами: несоответствие хотя бы одному из критериев – приемлемости, релевантности и достаточности. У нас получилось миленькое определеньице, ура. Теперь – несколько наблюдений…

Цикл в 2500 лет

Итак, классическое определение сильно похудело. Остался лишь «убедительный аргумент». В модели Дугласа Уолтона, который в 1990-х годах опубликовал ряд работ, посвященных конкретным логическим ошибкам и уловкам (например, ad hominem{46}), даже этот критерий был ослаблен и сведен к «некоему рассуждению, объявляемому аргументом»[107].

Поскольку все три критерия имеют градации, у логических несообразностей нет никакого верхнего порога. Можно генерировать бесконечное число типов ошибок и разновидностей уловок. Современные издатели, услышав это, падают в обморок, и, должно быть, из жалости к ним повелось давать сходным ошибкам общие названия. В конце концов, международного института по стандартизации рассуждений, который навел бы порядок в логической номенклатуре, нет.

Теперь мы видим, что общие рамки логических ошибок и уловок – коммуникация и психология. Уолтон представлял уловки как «вводящие в заблуждение аргументы, блокирующие диалог». Под диалогом он понимал не только диалектический спор между двумя людьми. Он имел в виду рассуждения, затрудняющие коммуникацию любого рода, независимо от ее цели (убеждение, торг, обучение, ссора и т. д.).

•••

В этих тенденциях, особенно ускорившихся за последние полвека, изящным образом сплетаются и революционность, и стремление вернуться к сути. С одной стороны, они возвещают, что гигантская тень, отбрасываемая аристотелевской логикой, больше не падает на нас, а с другой – демонстрируют, насколько верным инструментом обучения был так любимый им и его учителем анализ, сосредоточенный на диалоге, и насколько удачной была находка