Энциклопедия логических ошибок: Заблуждения, манипуляции, когнитивные искажения и другие враги здравого смысла - Иммануил Толстоевский

арабского мира, изучавшего в свое время «Риторику» и «Органон» совместно. Да, мы вернулись к Аристотелю – но таким образом, как он не смог бы и вообразить.

Так конец истории логических несообразностей пересекся и со странствием «путешественника во времени»: ошибки и уловки – это отражающиеся на коммуникации симптомы неких глубинных поведенческих установок, отчасти иррациональных. Иными словами, изучение осознанных и неосознанных ошибок, связанных с определенной темой, проливает свет на природу этой темы, но главное, что оно демонстрирует, – природу тех, кто обсуждает эту тему.

Где: будущее логики

Как я и обещал в предисловии, мы вошли в обширнейшую область мышления через дверь логики с ее очень человеческими ошибками. Причем, в отличие от всех остальных, вошли в эту дверь спиной вперед: сначала отправились в долгое путешествие во времени, чтобы ответить на первый вопрос – «Ну хорошо, а к чему нам в реальной жизни все эти знания?», затем немного разобрались в сути «этих знаний», после чего проследили за их историческим развитием. И вот мы подошли к последнему вопросу: где будем применять свою новую суперсилу?

•••

Подобно тому, как в древности на все вопросы был один ответ: «Разумеется, Аристотель!» (или «Платон!»), у нашего века тоже есть дежурный отзыв на любой пароль: «Конечно же, интернет!»

Как вы думаете, сколько в среднем было собеседников по переписке у человека, который жил до эпохи интернета (Homo analogus)? Например, моя бабушка за последние полвека своей жизни, не считая поздравлений с праздниками, едва ли написала полсотни строк в общей сложности. Вероятно, она и сама не осознавала, что́ думает по тем или иным вопросам, – ведь ее не принуждали к такому взаимодействию. В конце концов, у нас в голове нет пузырьков с мыслями, поджидающих, когда мы соизволим их выразить; эти пузырьки формируются, оформляются, связываются между собой по мере нашего самовыражения. Рассуждение и самовыражение неразлучны, как сиамские близнецы.

А часто ли Homo analogus ввязывался в интересные споры? Мы изучили исключение под названием Афины, но вряд ли найдется другое общество, сделавшее дискуссии национальным видом спорта. Люди либо были замкнуты в ограниченном окружении, где не присутствовало сколько-нибудь серьезных разногласий, либо оказывались за решеткой, потому что слишком много болтали. Если уж на то пошло, никто не обсуждал атеизм со своим священником, экономическую эксплуатацию – с феодалом, политическую философию – с королем, гендерные роли – с главой семьи…

Но сегодня у нас есть возможность обсудить все это (и не только это), в буквальном смысле не вставая с места, в течение одного дня, с людьми диаметрально противоположных взглядов. Эта возможность открыла глаза некоторым из нас, а некоторых сделала еще более поверхностными. Но одно можно заявить со всей определенностью: теперь у каждого из нас есть двусторонняя платформа и около 200 почетных докторских степеней. Кинокритик, спортивный комментатор, политический гений, эксперт мира моды, историк-османист, лауреат Нобелевской премии по экономике, генерал с красной кнопкой на клавиатуре, глава ближневосточного отдела ЦРУ… Можно ежечасно менять личину и с невыносимой легкостью человека, ни разу не получавшего по морде, доказывать что-то кому-то на другом конце планеты.

Но знаете, в чем соль? Мы все это проделываем благодаря мозгу, «спроектированному» для того, чтобы поддерживать коммуникацию от силы с одной деревней. Наша включенность в общение растет, но мы вынуждены пользоваться той же ментальной инфраструктурой, что и наш путешественник во времени. Это мало чем отличается от попытки поставить на калькулятор Windows и участвовать с этим девайсом в конференции Apple.

В таких условиях было бы чудом, если бы что-то не пошло наперекосяк. Например…

Предвзятость подтверждения

Если дровами, питающими костер логических ошибок, служит растущая интенсивность общения, то реактивным топливом, которое можно плеснуть в этот костер, давайте считать так называемую предвзятость подтверждения (confirmation bias). В простейшем виде она работает так: я обращаю внимание на информацию, согласующуюся с моими текущими убеждениями, и стараюсь забыть остальное.

Если собеседование, на которое вы явились в своей счастливой рубашке, прошло хорошо, то вы будете взахлеб рассказывать: «Когда гендир спросил меня про расчет рисков, я внезапно расстегнул пуговицы на рубашке с воплем: "Вот это, я понимаю, риск!" – и меня тут же взяли на работу». Но если результат собеседования так себе, вину на рубашку не сваливают: «Я пнул дверь гендира со словами: "Вы упустили отличную возможность уволить меня в будущем, я увольняюсь заранее!" – и меня тут же вывели».

Что бы ни случилось, ваша рубашка навечно останется для вас счастливой.

Исследований о предвзятости подтверждения полным-полно, но я не буду вас мучить, в двадцатый раз пересказывая одно и то же. Давайте поговорим о чем-то совершенно новом.

Согласно одной статье, опубликованной в Nature Neuroscience в декабре 2019 года, если мы согласны с говорящим или пишущим, его уверенность в своих идеях делает увереннее и нас. Это совершенно нормально, особенно если мы доверяем этому человеку. Но если мы с кем-то расходимся во мнениях, то не принимаем во внимание степень уверенности оппонента в его правоте. Данные, которые мы только что считали ценными, летят в мусорное ведро, если они не подтверждают наше суждение{47}.

•••

Чтобы понять, насколько это странно, я советую вам присмотреться к деталям этого эксперимента. Группу людей разделили на пары и предложили им делать ставки на цены объектов недвижимости. Вот в чем суть: вы изучаете данные о доме, а затем делаете предположение, превышает ли его цена X миллионов («да/нет»). Но просто так разбрасываться деньгами нельзя: ваша ставка – определенная сумма. Чем более вы уверены в своей оценке, тем выше ставка. Затем вас засовывают в аппарат МРТ, показывают предположение и ставку вашего партнера, а под конец дают шанс изменить свою ставку.

Процесс принятия решений, отраженный в результатах МРТ, достаточно иррациональный. Допустим, вы оба сказали, что дом дешевле X. Вы улыбаетесь и собираетесь немного поднять ставку. Чем выше ставка партнера по сравнению с вашей, тем вероятнее, что вы поднимете свою. Но если он не очень-то уверен в себе (то есть его ставка ниже вашей), хотя и согласен с вами, это не заставит вас отступить: вы не уменьшите ставку.

Настоящий сюрприз – во втором сценарии. Допустим, предположение вашего партнера противоположно вашему и он поставил огромные деньги. Может, он риелтор, кто его знает? Разве эта уверенность не заставит вас усомниться? Не заставит. Вы не только не измените свое предположение – вы даже ставку не уменьшите.

Более того, соответствующая активность мозга существенно снижается. Вы приходите к этому решению не после долгих раздумий – вами управляет автопилот.

Заметьте, в этом опыте на вас не давит проблема соответствия социуму. Нет опасности опозориться перед партнером – вы его даже не знаете. Вы наедине с аппаратом МРТ. Получается, когда социальные факторы устранены, мы кладем все идеи, противоречащие нашим, на одну чашу весов. Мы как машины без тормозов, закладывающие вираж за виражом: либо удерживаем скорость, либо, вдохновившись теми, кто на соседней полосе, разгоняемся еще сильнее.

В (не)нормальных условиях

Предвзятость подтверждения включается на каждом этапе работы с информацией:

● при поиске новых сведений для подкрепления наших утверждений;

● при изучении найденного или предложенных нам вариантов;

● при попытках вспомнить уже изученное;

● при интерпретации того, что вспомнили.

На каждом шагу идеи, противоречащие нашим, обтачиваются, стираются, и мы набираемся уверенности в себе. А ведь Бэкон предупреждал, что нам следовало бы пытаться опровергнуть свои собственные идеи. Ведь единственная ситуация, не отвечающая нашим убеждениям, – куда более ценная информация, чем десятки ситуаций, которые их подтверждают. Следовательно, предвзятость подтверждения (которая, как ясно из названия, подразумевает осознанные усилия по «подтверждению» своей точки зрения), «антинаучна». Или, если взглянуть с другой стороны, наука как институт – это победа человека над своей собственной природой[108].

•••

Впрочем, было бы ошибкой считать предвзятость подтверждения «ошибкой». В нормальных условиях мы вынуждены действовать в рамках своих базовых убеждений. Особенно это касается ситуаций неопределенности: двигаться вперед, постоянно подтверждая для себя правильность этих убеждений, – более продуктивно. Если бы мы то и дело меняли убеждения, это парализовало бы нас на индивидуальном уровне, но это полбеды –