Семь женщин - Ребекка Миллер

Они помчались по извилистым дорогам к скоростному шоссе. Пола остановилась у обочины и почувствовала восходящую изнутри волну энергии — волнение и страх, как в тот момент, когда вагончик «американских горок» одолевает вершину и, падая вниз, набирает скорость. Она решила: если сейчас на шоссе появится желтый, красный или синий автомобиль, мальчик останется у нее в машине, а если автомобиль будет любого другого цвета, она его высадит. Несколько минут они простояли на обочине. Ни одной машины. И вдруг на горизонте появился белый грузовик.

— Ладно, — сказала Пола. — Тебе пора выходить.

У мальчишки вспотел лоб. Глаза у него были ясные, зеленые. Зрачки крошечные. Пола заглянула в бумажник. Вечером она сняла в банкомате сто долларов. У нее осталось восемьдесят. Она достала двадцатидолларовую купюру, потом добавила десятку и протянула мальчишке.

— Вот, возьми, — сказала она. — Удачи тебе.

— Спасибо, — поблагодарил мальчик и взял деньги грязными, обкусанными пальцами.

— Тебе есть к кому поехать? — спросила Пола.

— К дяде можно… — проговорил мальчик очень тихо.

— Ты был хорошим спутником, — сказала Пола и протянула мальчику руку.

В ответ он протянул свою правую руку, и рукав куртки, которая была ему мала, поднялся почти до локтя. Вся кожа у него была в жутких синяках. Он хотел отдернуть руку, но Пола удержала и подняла край рукава выше. Снизу рука была изранена — так, будто ее царапали рыболовным крючком. Мальчик вырвался.

— Что еще? — спросила Пола. — Что еще с тобой сделали?

Он уставился на свои колени.

— Расстегни куртку, — распорядилась Пола. — Расстегни. Я должна посмотреть.

Мальчик сидел неподвижно. Пола потянулась к бегунку молнии. Он ее оттолкнул, но она успела отогнуть воротник и увидела край ссадины и синяки.

— Я отвезу тебя в больницу, — объявила она.

Мальчик торопливо открыл дверцу и чуть не выпал из машины. Пола схватила его за куртку. Он вырвался и побежал вдоль шоссе. Пола выскочила за ним. Он едва передвигал ноги. Она без труда догнала его, обхватила руками. Он закричал от боли.

— Хорошо, — сказала Пола. — В больницу не поедем. Не поедем в больницу, слышишь? Купим что-нибудь, чтобы продезинфицировать ранки, и я тебя отпущу. Ты, главное, успокойся.

Мальчик вернулся с ней к машине. Она крепко держала его за рукав куртки.

Фасад аптеки в Кэтскилле не изменился с пятидесятых годов. Маленький колокольчик на двери звякнул, когда Пола с мальчиком вошли. Из комнаты за прилавком выплыла пожилая женщина, фармацевт. Ее щеки были припорошены желтой пыльцой.

— Пола Фридрих! — воскликнула она.

— Здравствуйте, миссис Торон, — сказала Пола.

Она всю жизнь ходила в эту аптеку, пока у ее матери не появился новый любовник.

— Ты ведь теперь на Манхэттене живешь, да?

— В Бруклине.

— А, ну да. Я-то думала, что ты все это время в колледже училась, а потом мне твоя мама сказала, что ты в Нью-Йорке. А Весли на предпоследнем курсе в Сиракузах.

Мальчик переминался с ноги на ногу. Миссис Торон перевела взгляд на него. Грязный. Явно бездомный. Аптекарша перестала улыбаться.

— Я немного спешу, миссис Торон.

— Чем могу помочь?

— Мне нужны бинты, пластырь, перекись водорода и гель с арникой, если есть. И ватные шарики.

Голос у нее дрожал. Миссис Торон смотрела на нее с любопытством. Пола почувствовала, что у нее вот-вот потекут слезы. Она поспешно отошла в сторону и стала разглядывать зубные щетки. Миссис Торон пошла за тем, что попросила Пола.

Комната в мотеле была мрачная, тусклая. Рифленые стены, фотография с изображением морского залива над кроватью. Мальчик опасливо оглядывался по сторонам. Он стоял, повернувшись спиной к открытой двери.

— Я просто хочу очистить твои ранки, — успокоила его Пола. — Садись.

Мальчик скованно сел на кровать, опустил руки на покрывало и уставился на блестящее стекло экрана телевизора. Пола заперла дверь, расстегнула куртку и осторожно сняла ее с мальчика. Рубашки на нем не было. Грудь и спину покрывали лилово-зеленые кровоподтеки, похожие на грозовые тучи, из которых вот-вот польется кровавый дождь. На плечах и худеньких лопатках блестели длинные резаные раны. Его кто-то хлестал.

— Бог мой, — прошептала Пола. — Господи Иисусе…

Мальчик смотрел на невключенный телевизор, чуть приоткрыв рот. Его щеки побагровели от смущения.

— Сними штаны, — распорядилась Пола.

Мальчик спустил штаны и сел на кровать в трусах. Его лодыжки и икры были покрыты мелкими ранками.

Пола вдруг отчетливо представила того парня из кафе, того красивого блондина, висевшего на парковочном счетчике, словно порванная кукла. А ведь она убежала и бросила его там…

Она отвела мальчика в ванную, омыла его раны водой, полила перекисью водорода, подождала, пока перекись перестанет шипеть и пузыриться. На открытые ранки она нанесла дезинфицирующую мазь, синяки смазала гелем с арникой, крупные раны забинтовала. Мальчик покорно терпел ее прикосновения, только морщился, когда она дотрагивалась до ран. Пола чувствовала на себе его взгляд и краснела. Когда она сама смотрела на него, он отводил взгляд.

После перевязки мальчик ушел в комнату, включил телевизор и лег на кровать. Через несколько секунд он уснул.

Пола укрыла его одеялом. Он свернулся калачиком и сунул палец в рот. Глядя на него, Пола прижала ладонь к губам и беззвучно заплакала. Горячие слезы потекли по ее пальцам. Она подошла к телефону и набрала свой домашний номер. Винсент взял трубку после первого же гудка.

— Где ты?

— В мотеле.

— Какого черта? Что происходит? Ты что, спишь там с этим парнем из клуба?

— Винсент, нет. Послушай. Этот парнишка… Он совсем ребенок… ему пятнадцать, может, меньше. Ну, я говорю про того парнишку, которого я подобрала на шоссе. Его избили. Он весь изранен.

— Что значит избили? Кто его избил?

— Кто-то его пытал, не иначе. Винсент… Он… Это просто кровавое месиво.

— Значит… ты в мотеле с этим мальчишкой?

— Я должна была ему помочь.

— Я приеду за тобой.

— Ему некуда было идти. Если он вернется туда, откуда ушел, его там убьют.

— Надо позвонить социальным работникам, и о нем позаботятся. Но ты поступила правильно. Только скажи мне, где ты.

— Если мы кому-нибудь позвоним, он убежит. Я это точно знаю. Я не могу его бросить, не могу. Можно, я привезу его домой? Пусть он поживет у нас немного, ладно?

— Ты с ума сошла? У нас нет места. Ты его совершенно не знаешь.