Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного - Михаил Елисеев

– Скачи к Александру! – орет Ярослав рубившемуся рядом гридню, выбрасывая из себя горячий воздух. – Пусть гонит крыжаков к центру реки, там лед тоньше, он не выдержит!

Русские стали теснить крестоносцев. Постепенно они выдавливали их на середину реки. Туда, где под горячим весенним солнцем лед истончился и не был уже так надежен, как утром и вдоль берега.

Немцы бились люто, но сила ломила силу. Затравленно озираясь, крестоносцы отступают, пятятся туда, где их поджидает еще неведомая опасность.

А русские продолжали давить.

Постепенно паника охватила Христово воинство. Оставалось только спасать свои жизни. Уносили ноги из кровавой сечи рыцари, нещадно понукая коней. Следом бежали пехотинцы, побросав щиты и боевые топоры.

Тех, кто пытался утечь, дружинники, догнав, нещадно секли мечом. Рубили в капусту. Пронзали копьями корчившихся на снегу раненых.

Те из братьев-рыцарей, кто уже не мог сражаться, покорно опускались на колени, кладя перед собою меч и снимая шлем, надеясь на милость победителя. Но и из них милость досталась не всем. Русские давно жаждали мести и теперь упивались ею.

Для рыцарей-меченосцев это была трагедия. Разгром был окончательным.

Дорога к спасению для немцев была только по льду реки. Но яркое весеннее солнце уже сделало свою работу. Под тяжестью бегущей людской массы лед стал трескаться. А рыцарские кони своими копытами только ускоряли этот процесс.

И вот раздался резкий треск, по льду, как по разбитому стеклу, пробежали в разные стороны тонкие трещины, и поверх них хлынула черная вода.

Кони уже не могли остановиться. Вылетая на залитый водой лед, они как безумные крушили его своими тяжелыми подковами и только больше ломали его.

В какой-то момент они раздробили ледяную корку так, что в образовавшуюся полынью стали опрокидываться и кони и люди.

Треск льда, хриплые крики о помощи и шумный плеск воды стали теперь доминирующими звуками.

Барахтаясь из последних сил, крестоносцы пытались цепляться окоченевшими руками за обломки льдин, но и это их не спасало. Мышцы вязало, в тело впивалось множество мелких иголок, мешая бороться за жизнь. Попавшим в воду холод тут же пережимал своими цепкими пальцами горло, перекрывая дыхание так, что не было ни возможности, ни сил даже кричать. После короткой борьбы закованные в тяжелые доспехи рыцари камнем шли на дно.

А может быть, это русалки, соскучившиеся за зиму по добыче, с невероятной скоростью утаскивали к себе попавших к ним в руки служителей Христа.

Многие из меченосцев нашли в этот день свой конец под темной водой.

Лед продолжал ломаться. Огромная прорубь все росла. Русские продолжали гнать немцев в образовавшийся капкан, и теперь у крестоносцев был выбор только между смертью в бою и в воде. Некоторые из рыцарей, видя невозможность дальнейшего отхода, останавливались на краю этой огромной полыньи и снова бросались в бой, предпочитая смерть с мечом в руке. Русские никого не щадили.

Не сумев отказаться от мести, Ярослав был настойчив и неумолим. Истребить как можно больше орденских братьев, сократить их поголовье, вот в чем была его цель.

В этот день милость не коснулась его сердца.

Утомленный битвой Новгородский князь, весь в крови чужой и своей, пропахший дымом костров и конским потом, хищно оскалившись, огляделся вокруг.

Кругом бездыханные тела противников. Воины, несущие крест, надорвались под своей тяжкой ношей. Многие погибли от русских мечей, иных поразили стрелы. Разве что одинокий конь без ездока с оборванным стременем осторожно пробирался по полю битвы, ища своего хозяина.

Многие романтически настроенные юноши, младшие сыновья из знатных семей и алчущие славы и подвига, так и остались лежать на берегах чужой реки, словно подстреленные хищные звери. Только вороны чернели на подтаявшем, истоптанном снегу, деловито ковыляя среди убитых и выискивая себе пищу. И обиженно каркая, отлетали в сторону, если им вдруг мешали насладиться богатой трапезой.

Под вечер, когда все улеглось, на лед реки Омовжи осторожно въехал всадник в красном корзне, которого сопровождали несколько гридней. С непокрытой головой, в изодранной кольчуге, держа правую руку на ненужном более мече.

Недалеко от разверзшейся черной, как вороново крыло, полыньи, он остановился, но спешиваться не стал. Украдкой перекрестился и некоторое время смотрел в молчании на гладкую поверхность темной воды, как будто искал в ней что-то, потом показал одному из окружавших его гридней на какой-то предмет, смутно видневшийся в глубине. Возможно, то был мерно колышущийся плащ утонувшего крестоносца. А может, что-то иное почудилось всаднику в зеркальном отражении вод Омовжи.

Может, он увидел там свою судьбу? Впрочем, что толку гадать. Не более, чем предаваться интригующим, но бессмысленным размышлениям.

Новгородская I летопись так рассказывает о сражении на Омовже: «Немци же из града высушася, а инии из Медвеже Головы на сторожи, и бишася с ними и до полку. И поможе бог князю Ярославу с новгородьци и биша я и до рекы, и ту паде лучьших Немьць неколико; и яко быша на рече на Омовыжи Немьци, и ту обломишася истопе их много, а ини язвьни вбегоша в Гюргев, а друзии в Медвежю Голову; и много попустошиша земле их и обилие потратиша». Вот финал битвы.

Сколько бойцов здесь полегло? Кто считал? В. Н. Татищев отметил, что «много же немцев и чуди побито и пленено».

Растаскали волки да вороны по лесам немецкие кости, рыбы объели на глубине.

Это было страшное поражение. Крестоносцы были подавлены неудачей.

Те из немцев, кто чудом избежал смерти, были «большею частью ранены, ушли в городы и заперлися».

Что же касается русских, то их потери были очень малы: «и взвратишася новгородци сдрави вси, а низовьчь неколико паде» (Новгородская I летопись). Вот оно, ратное мастерство князя Ярослава!

Тогда «князь Ярослав, распустя войски в загоны, всюду области их пленил, жег и разорял». Теперь он был полноправный победитель, и не было силы, способной противостоять ему здесь и сейчас. «Немцы, видя такую над собою беду беспомощную, прислали знатных людей просить о мире».

«И поклонишася немьци князю, Ярослав же взял с ними мир по всей правде своей». Магистр ордена Фольквин фон Винтерштеттен лично был вынужден униженно просить о заключении мира с Ярославом Всеволодовичем на его условиях, который соблюдался в течение трех лет.

«Немцы, видя такую над собою беду беспомощную, прислали знатных людей просить о мире. И Ярослав, рассудив, учинил с ними перемирье на три года и, взяв дары многие, возвратился» (В.Н.Татищев).

Вполне возможно, что помимо даров, Ярослав вытребовал с немцев дань с Юрьева для себя и для всех своих преемников. Именно ту самую знаменитую дань, которая впоследствии послужила поводом Иоанну IV Грозному начать Ливонскую войну. Роберт Виппер в своей работе, посвященной Ивану Грозному, приводит такие слова Алексея Адашева послам Ливонского ордена: «Удивительно, как это вы не хотите знать, что ваши предки пришли в Ливонию из-за моря, вторгнулись в отчину великих князей русских, за что много крови проливалось; не желая видеть разлития крови христианской, предки государевы позволили немцам жить в занятой вами стране, но с тем условием, чтобы они платили великим князьям; они обещание свое нарушили, дани не платили, так теперь должны заплатить все недоимки».