Портрет миссис Шарбук - Джеффри Форд

Я хотел было открыть рот, но обнаружил, что мне нечего сказать.

— А его представления о поведении слепого сводятся к тому, что время от времени нужно наталкиваться на кого-нибудь и все легонько обстукивать своей тростью. Ты что думал — он запомнил весь город и взял в расчет, где может находиться каждый пешеход в любой данный момент, я уж не говорю об авто, трамваях и лошадях, когда он переходит с одной стороны улицы на другую? Иногда он вспоминает, что слепой, и внезапно наклоняет голову то в одну, то в другую сторону, словно прислушиваясь к темному миру вокруг него. Жалкое мелодраматическое представление, уж поверь мне.

— Бог ты мой. А я-то совсем поверил. Все из-за этих его глаз. Если что-то не в порядке с глазами, я становлюсь сам не свой.

— Не расстраивайся. Все на улице тоже поверили и за милю его обходили.

— И куда же он направился?

— Я прошла совсем близко от него — рукой можно было дотянуться, а потом следовала за ним на некотором расстоянии. Он заглянул в небольшой магазинчик на углу и купил довольно дорогую коробочку мускатного ореха. Потом пошел дальше по улице к цветочнику. А вот здесь я совершила ошибку. Я уверена, что, выходя из магазина, он меня заметил, а потом я пошла следом за ним до цветочника, и он, войдя внутрь, обернулся и посмотрел прямо на меня через окно. Я занервничала и поспешила назад к дому миссис Шарбук. Я все время думала, что, может, этот слепой послан для отвода глаз, а она выскользнула из дома, пока я следила за ним. Я оставалась рядом с домом до начала шестого, но он так и не вернулся.

— Ты просто чудо. Не знаю как, тебя и благодарить. Но хватит об этом. У меня такое чувство, что Уоткин может быть опасен, а теперь, после твоего открытия, я подозреваю, что это он был прошлым вечером в театре. Но зачем он это делает — понятия не имею.

Когда мы добрались до моего дома, я попросил Саманту подождать на ступенях, а сам обследовал дом — нет ли в нем незваного гостя. Темнота, в которой я шел по коридору до выключателя, была зловещей, но зато потом, когда загорелся свет, я вздохнул с облегчением. Да, у современных достижений техники есть свои преимущества. Я прокрался вдоль стенки в спальню, а потом выпрыгнул из-за угла, чтобы застать врасплох возможного противника. Комната была пуста. Как и чулан.

К тому моменту, когда я добрался до огромного пустого пространства мастерской, сердце мое бешено колотилось. Нет ничего хуже, чем исполнять роль жертвы в собственном доме. Я включил свет и застыл в недоумении. Никого чужого в комнате не было, но кое-что чужое было. На столе, где я держу кисти и краски, стояла большущая ваза с цветами. Это неожиданный всплеск цвета и вызвал у меня такую реакцию. В большой вазе в китайском стиле стояли цветы — красные гвоздики, желтые розы, аканты, плющ, лаванда. Странное сочетание. Цветы собирались либо в спешке, либо с тайным смыслом — мне это было не известно. К вазе был прислонен маленький фиолетовый конверт. Я приблизился, и голова моя закружилась от великолепного аромата, испускаемого букетом. Я нерешительно взял конверт, подержал его несколько мгновений, вспоминая прикосновение бритвы к моей шее. Потом я разорвал его — внутри оказалась совершенно белая, без надписей, визитка. Я открыл конверт пошире, и из него медленно высыпались на пол несколько снежинок сухого снега. На обратной стороне визитки было написано:

Дражайший Пьямбо,

Пожалуйста, простите мою глупую шутку. Жду вас завтра.

С любовью Лусьера.

Мое внимание, конечно же, было сразу привлечено словами «с любовью», поскольку такой поворот в нелепых отношениях с миссис Шарбук казался мне совершенно невероятным. В этих нескольких словах звучали искреннее раскаяние и глубокое чувство. Я обдумывал это в связи со всем остальным, когда услышал какой-то звук у себя за спиной. Я резко повернулся и увидел Саманту — она стояла, держа в руках пальто, подушки и испачканный платок. Не знаю почему, но я покраснел, будто меня застали за чем-то бесчестным или незаконным.

Я уже говорил, что мне трудно что-либо скрыть от Саманты. Она язвительно улыбнулась:

— Тайная почитательница?

Я хотел было незаметно сунуть карточку в карман, но было уже слишком поздно. Вместо этого я попытался убедить Саманту, что мое смущение — на самом деле никакое не смущение, а растерянность, вызванная таким неожиданным поворотом дел.

— Извинительная записка от миссис Шарбук, — сказал я и бросил карточку текстом вверх на стол. — Сначала она издевается надо мной, а потом присылает цветы. Она меня что — за дурака принимает? Я тебе скажу, я начинаю презирать эту женщину.

— Вижу, — бросила Саманта, повернулась и вышла из комнаты.

Потом мы занимались любовью, но меня не оставляло ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Я бы ничуть не удивился, если бы из-под кровати высунул голову Уоткин и подверг критике мои действия со словами: «Мускат и плесень, мистер Пьямбо, больше ничего». Наши ласки в тот вечер были вялыми и не доставили удовольствия ни ей, ни мне. Потом мы лежали бок о бок и я рассказывал Саманте об обезьяньей руке. Она вовсе не разделила моего праведного гнева и восприняла всю эту историю довольно равнодушно.

Когда она заснула, я потихоньку выполз из кровати и вернулся в мастерскую. Там я несколько раз перечитал карточку, закурил сигарету и сел, глядя на цветы. Я представил комнату с высокими потолками, двумя окнами и ширмой; в этот поздний час там царил полумрак, но я теперь находился по другую сторону священной границы и смотрел на миссис Шарбук, которая сидела обнаженной, купаясь в косых лучах лунного света. Она повернулась, увидела меня и в мягком лунном сиянии протянула мне свою руку. Я видел ясно ее лицо — она была прекрасна.

Я моргнул и снова посмотрел на цветы, но, вернувшись к образу, созданному моим воображением, я увидел все то же. Теперь она звала меня к себе. Я вскочил и бросился через всю комнату за угольным карандашом и бумагой. Вернувшись, я закрыл глаза, и она встала, чтобы обнять меня. И тогда карандаш прикоснулся к бумаге, и я начал рисовать не думая.

Когда я проснулся на следующее утро, Саманты не было. Кажется, она говорила мне что-то о прослушивании в театре Гарден — ей предлагали там новую роль после «Недолгой помолвки». Мы с ней оба совы, и между нами существует негласный договор — не будить другого без серьезной необходимости.

Я закрыл глаза, решив поспать еще немного. Но не успели веки сомкнуться, как я вспомнил, почему заспался. Я увидел мысленным взглядом набросок, который сделал, сидя перед вазой с цветами на рабочем столе, и тут же выскочил из кровати. Натянув халат и тапочки, я отчетливо вспомнил тот рисунок, и мой энтузиазм вспыхнул с новой силой. От мысли о том, что я увижу его снова, я припустил в мастерскую как ошпаренный.

Наконец-то я создал настоящее изображение миссис Шарбук, и без излишней скромности могу сказать, что это была превосходная работа. Конечно, набросок, ничего больше, но мне удалось передать немало особенностей лица и очертания фигуры, и, вспомнив об этом, я снова четко представил ее себе — обнаженную, в лунном свете за ширмой. Да, я даже смог ясно разглядеть ее глаза и волосы. От этого я теперь смогу отталкиваться. Стоит мне взглянуть на мой набросок, как заказчица возникнет перед моим мысленным взором и будет позировать столько, сколько мне нужно.