Испытание на прочность - Александр Ярославцев

Взрыв, потрясший корпус судна, известил о начале последнего акта этой скоротечной трагедии. Уже никто из находящихся на борту людей не думал о спасении корабля, всех занимала только собственная судьба. Ужасные сцены насилия разыгрывались сначала на палубе «Британии», а затем в море вокруг гибнущего корабля. Люди с остервенением дрались буквально за все, что могло продлить их существование: сначала за место в шлюпке, затем за кусок дерева, способный спасти тонущего человека, и в довершение всего – за простую возможность держаться на поверхности воды, при этом нещадно топя друг друга. Стоит ли удивляться, что число французских солдат, погибших на «Британии», мало уступало числу погибших на «Фридлянде».

После подрыва «Британии» и разыгравшейся затем трагедии на воде действия последних русских брандеров были уже не так заметны. Пока весь союзный флот пытался потопить брандер Малькова, два русских парохода атаковали девяностопушечный винтовой корвет «Агамемнон» и шестидесятипушечный корвет «Шарлемань», по воле судеб оказавшиеся на пути их следования.

Старшему лейтенанту Белецкому, командиру брандера, идущего на таран «Агамемнона», посчастливилось повторить боевую удачу капитана Колотовского. В результате столкновения с кораблем противника произошел взрыв крюйт-камеры, и новейший британский винтовой корвет моментально затонул вместе со всем своим многочисленным экипажем.

Французскому корвету «Шарлемань» повезло куда больше. Хотя русские мины и основательно пробили его борт, вся сила взрыва обратилась против русского парохода, буквально расколов его пополам. Сам же корвет, зачерпнув бортом большое количество воды, смог удержаться на поверхности моря в полузатопленном состоянии. Ради спасения судна матросы вынуждены были сбросить с него все, включая пушки и весь запас ядер, бомб и пороха.

Когда отгремели последние взрывы, чувство страха охватило английских и французских моряков. Глядя на морское пространство, обильно усеянное обломками погибших кораблей, все моряки эскадры адмирала Брюа стали истово славить Господа за то, что их миновала сия скорбная чаша.

Внезапное нападение русских моряков на вражескую эскадру смогло полностью сорвать высадку вражеского десанта под Керчью, поскольку из семи тысяч французских пехотинцев, находившихся на линейных суднах, удалось спастись чуть более полутора тысячам, а все остальные, вместе с генералами Ниолем и Бретоном, погибли среди морских вод.

После столь масштабных потерь генералу Броуну не оставалось ничего другого, как отдать приказ о срочной эвакуации на корабли ранее высаженных солдат. Четвертый линейный корабль «Куин», прикрытый со стороны моря цепью паровых канонерок, спешно принимал в свои недра шотландцев. Дети гор с большой опаской грузились на корабль, постоянно бросая тревожные взгляды на север, в страхе перед возможным появлением новых русских брандеров. По иронии судьбы, огромный британский парусник, избежавший атаки брандеров, во время нападения был абсолютно пуст. Весь привезенный им десант успел сойти на берег.

Потеря свыше шести тысячи человек под Керчью после неудачного штурма Севастополя и оставления Евпатории вылилась в большой политический скандал, разразившийся в Лондоне и Париже. Императору Наполеону и лорду Пальмерстону требовалось быстро объяснить причины столь масштабных неудач, постигших коалиционные войска в Крыму. И если губительные последствия атаки брандеров в прошлом году в глазах общественности еще можно было как-то преуменьшить, то закрыть фиговым листком срам от нынешнего нападения врага было невозможно. Столь масштабные потери армии можно было объяснить только наличием у русских чудо-оружия, благодаря которому русский флот, на котором европейцы поставили жирный крест, смог внезапно нанести столь существенный урон самому могучему флоту в мире.

Желая спасти свою репутацию, адмиралы коалиции в один голос стали уверять, что, вне всякого сомнения, на брандерах, атаковавших их корабли, находились люди, приговоренные за свои проступки к смерти. Русский царь Николай каким-то чудовищным образом сумел заставить их сесть на начиненные динамитом пароходы и атаковать ничего не подозревавших английских и французских моряков. Эту наглую ложь немедленно подхватили представители свободной прессы, постаравшиеся основательно извратить произошедшие события на страницах своих газет. Французские и английские репортеры принялись соревноваться между собой в фантазиях насчет причин, побудивших экипажи брандеров атаковать корабли эскадры. Тут были и смертники, прикованные к штурвалу парохода цепями, и зажженные свечи посреди бочек с порохом, и прочая бульварная атрибутика, в которую просвещенные читатели охотно верили. Да и как не поверить, если все это было так похоже на правду, которую они желали услышать!

Проглотив удобную наживку, англичане и французы начали наперебой осуждать бездушие русского монарха. Больше всего лондонцев и парижан занимал вопрос, кого русский царь посадит на брандеры в следующий раз – закоренелых каторжников или умалишенных, – ведь никакой здравомыслящий человек не согласиться управлять кораблем-«смертником».

Однако, что бы ни говорилось, керченская атака русских моряков породила сильный страх среди неприятеля. С этого дня весь союзный флот, начиная от простых матросов и кончая адмиралами, как огня стал бояться русских брандеров.

Перед тем как начать давно запланированное летнее наступление, русский император решал довольно непростую кадровую задачу с назначением нового наместника на Кавказе. Прежний наместник, князь Михаил Сергеевич Воронцов, неплохо справлялся со своими обязанностями, но был вынужден оставить свой пост по состоянию здоровья. Долгие годы семидесятипятилетний Воронцов верой и правдой служил своему государю, но в ноябре 1854 года серьезно заболел, и пост наместника оказался вакантным. По давно сложившейся традиции на этот пост назначались либо члены царской фамилии, такие, как великий князь Михаил Николаевич, либо высокородные аристократы, такие, как князь Михаил Воронцов или Александр Барятинский. Не будь сейчас столь страшной войны, Николай Павлович легко бы продолжил эту традицию, но сейчас ему был нужен особый человек, на плечи которого можно было возложить столь трудную миссию, как летнее наступление.

Подобная щепетильность царя была обусловлена довольно прозаической причиной – нехваткой войск. Нет, солдаты, слава богу, у русского императора были, но больше того числа, которым располагал кавказский корпус, царь дать не мог. Войска были нужны в Крыму, на западной границе России, в Прибалтике, под Петербургом, а также в далеком Оренбурге, для организации индийского похода.

Русских сил на Кавказе вполне хватало как для отражения наступления турецких войск, так и для борьбы с Шамилем, но их было совершенно недостаточно для организации победоносного наступления на Анатолию. Так считал прежний наместник Кавказа Михаил Воронцов, того же мнения были полные генералы во главе с князем Горчаковым и графом Орловым, которые напрямую связывали успех летнего наступления на Карс с получением Кавказским корпусом дополнительных сил. Когда же император отказывал в предоставлении свежих полков, то они в свою очередь отказывались принимать командование Кавказским корпусом, и Николай Павлович был вынужден терпеть этот тихий генеральский саботаж.