Тяжелый понедельник - Санджай Гупта

Когда игроки стали разбиваться на команды, он решил поиграть со школьниками, чем немало удивил юных баскетболистов. Обычно он играл очень гладко. Быстро двигался, находил кратчайший путь к выгодной позиции, легко замечал неприкрытых игроков, чтобы отдать им пас, умел ловко отобрать мяч у противника и отлично, в прыжке, забрасывал его в корзину. Кроме того, Тай был хорошим тактиком. Умел предугадывать, где мяч окажется в следующую секунду. Он умел находить позиции для отражения бросков противника, отбирал мяч, делал красивые обманные движения, умел резко вырываться вперед. Он быстро находил свое место в выбранной команде, будь то в нападении, защите или в ведении мяча. В результате его команда обычно выигрывала. Таковы были результаты неутомимых тренировок в школьные годы, когда Тай играл часами, играл постоянно при любой возможности — до того, как начал заниматься сначала мелким воровством в магазинах, а потом посвятил себя медицине, стремясь стать лучшим в мире хирургом.

Но сегодня, перемещаясь по площадке, он никак не мог попасть в нужный ритм. Сначала, подхватив мяч, поторопился с броском и промахнулся. Потом, когда он пробежал под корзиной, соперник — приблизительно вдвое его моложе — выбил мяч у него из рук, провел его к противоположному краю площадки и забросил в корзину.

После этого Тай понял, что принесет своей команде больше пользы, если будет перемещаться по площадке, ожидая, когда мяч будет потерян или отбит. Но на этот раз умение отыскать место на поле ему изменило. Он постоянно натыкался на товарищей по команде, которые уже жалели, что связались с этим приставшим к ним «стариком». Вместо того чтобы занять место под кольцом и ждать, он пытался отнимать мяч в гуще соперников.

Обычно Тай находил бодрящей усталость от разнообразной игры, но теперь, бегая вдоль площадки, он чувствовал, что игра доставляет ему удовольствие как странная форма самонаказания. Тяжело дыша, он захватил отбитый мяч и с ходу столкнулся с тощим как жердь школьником. Парень схватился за нос и упал на спину.

— Слушай, мужик, что ты делаешь? — спросил кто-то за спиной Тая, пока защитник останавливал текущую из носа кровь подолом футболки.

Тай тяжело перевел дух.

— Прости меня, — сказал он и протянул руку в знак примирения, но мальчишка оттолкнул его руку.

Махнув рукой, Тай повернулся и пошел прочь с площадки. Идя к мотоциклу, он не чувствовал той мышечной радости от физической нагрузки, на которую очень рассчитывал. Он чувствовал лишь раздражение, и только теперь до него дошло, что он играл со злостью, а не с радостью. Он так надеялся, что физическое раскрепощение избавит его от демона, пожиравшего в последнее время ум и душу, но фокус не удался, физическое напряжение не спасло от душевных терзаний. По дороге домой Тай мучился тревожным предчувствием, что и на следующей операции испытает парализующий страх или, того хуже, доведет дело до катастрофы. Он ощутил, что тяжело дышит, и это не от баскетбола. Надо что-то делать. Надо стряхнуть с себя овладевшее им сомнение, пожиравшее его, как ретровирус. В этот момент у него появилась идея. Собственно, он просто вернулся к идее, которая возникла еще неделю назад.

Тай принял душ, переоделся, заглянул в бумажник, посмотрел, на месте ли клочок бумаги, который он положил в него на прошлой неделе. Листок оказался на месте. Он отыскал местоположение дома на карте «Гугла», сел в машину и поехал в многоквартирный дом в нескольких милях от его кондоминиума, рядом с продуктовым магазином Крогера. Доехав до места, Тай глубоко вздохнул, вылез из машины и пошел к дому.

Если хочешь преодолеть страх, иди ему навстречу — таково было кредо Тая после смерти брата.

Он нажал кнопку звонка под табличкой с именем Эллисон Макдэниел.

— Да?

— Эллисон, это Тай Вильсон. — Он помолчал. — Доктор Вильсон, из больницы Челси. У вас не найдется для меня несколько минут?

Последовала пауза, потом раздалось жужжание механизма замка. Тай открыл дверь, вошел в лифт и поднялся на пятый этаж. Ковер в коридоре был вытерт, лампочка под потолком горела тускло. Тай постучал в дверь. Эллисон открыла почти сразу. Она смотрела на Тая с легким подозрением. В последний раз, когда Вильсон видел ее в больнице, волосы Эллисон были зачесаны назад и заколоты, одета она была в серый брючный костюм. Теперь волосы были распущены по плечам, а одета Эллисон была в джинсы и футболку с вырезом. Она была босиком и выглядела моложе, чем в больнице, но вид у нее был усталый.

— Здравствуйте, мисс Макдэниел. Эллисон… — начал Тай. Он вдруг понял, что не подумал о том, что скажет, когда ему откроют дверь. Мысль была совершенно не об этом — он увидел перед собой красивую женщину. — Мне хотелось поговорить с вами. Я все время думаю о вашем сыне.

За Эллисон в прихожую выбежали двое маленьких детей. Они вполне могли быть младшими братом и сестрой Квинна. Эллисон заметила растерянность Тая.

— Это мои племянник и племянница. После того как я осталась без работы, я сижу с детьми сестры. — Тай не знал, что сказать. Он видел, как женщина с трудом сглотнула. — Знаете, мне трудно говорить, когда я сижу с детьми. Если вам захочется выпить кофе, то позвоните. Здесь недалеко есть закусочная.

Она подняла палец, попросив Тая подождать, и ушла в комнату. Вернувшись, она протянула листок бумаги с номером телефона:

— Это мой сотовый. — Голос ее был совершенно спокоен, бесцветен и лишен всякого выражения.

— Спасибо. — Тай взял листок, а Эллисон закрыла дверь. Он на секунду задержался перед дверью. Уходя, Тай поражался себе: о чем он думал, без предупреждения явившись в дом Эллисон Макдэниел? Что она может ему дать? Он потерял все. Он понимал, что должен стыдиться эгоистичности своего поступка, но, как ни странно, ему теперь стало легче.

Тина сидела за широким деревенским кухонным столом и потягивала из стакана дорогое шардонне. Ее муж Марк, стоя с лопаточкой у плиты, жарил на сковороде кусок палтуса. На разделочном столе стояла кастрюля с вареным горошком в миндальном соусе. Шестилетняя дочка Эшли сидела между родителями в кресле-каталке, сконструированном для детей с детским церебральным параличом. К креслу был прикреплен большой, похожий на стул поднос для еды. Головка ребенка была судорожно склонена вбок. В соседней комнате две старшие дочери пели какую-то популярную песенку.

— Ты меня не слушаешь, — сказала Тина.

— Я слушаю, — возразил Марк. В словах, которыми они обменялись с женой, чувствовалась сдерживаемая враждебность. Эта осязаемая, почти видимая стена выросла между супругами за последние несколько месяцев, придавая резкость и недовольство каждому слову, каждому разговору. Но пока они были официально женаты и продолжали делить жилье и спальню. Им приходилось общаться, говорить о детях и ставить друг друга в известность о своих планах.

Впрочем, за последнее время планы Марка сильно упростились. Он был архитектором и потерял работу, когда экономика Мичигана начала трещать по швам. Теперь он целыми днями сидел дома: лихорадочные поиски работы кончились ничем. Такие специалисты, как архитекторы, оказались абсолютно невостребованными. Всю свою энергию Марк обратил теперь на воспитание дочерей. Он помогал старшим девочкам делать уроки, по утрам возил Эшли в дневную лечебницу. Днем Марк был дома с Эшли, ожидая, когда школьный автобус привезет домой старших дочек. Каждый раз, пока Эшли не было дома, Марк рассчитывал заняться собой, но обычно все кончалось тем, что он ложился в постель и спал до полудня. Он скис, лишился энергии. Казалось, ему недостает сил даже на то, чтобы слушать Тину.