Замуж за Зверя - Мария Зайцева

Эти игры настроили ее против меня. И то, что ее семья так поступила с ней, тоже настроило.

Хотя в поведении ее родителей я вообще никакого криминала не усматриваю. Неужели, ее не предупреждали чуть ли не с рождения, что она предназначена Азату Наракиеву?

Не может такого быть.

Хотя… Припоминая ее поведение и ее удивленные глаза, когда я назвал свое имя… Глаза, в которых не было даже проблеска узнавания…

Если родители так поступили с ней, то, значит, все, что было после — не игра.

И она действительно не хотела связываться со мной.

Я-то думал, что у девчонки просто норовистый дурной характер, ну и, плюс ко всему, она — любительница погулять, потому и так негативно восприняла сватовство…

Но, если ее обманули…

Хотя, ведь она сама приехала! Никто силой не тащил через границу! И в доме у бабушки она находилась спокойно и по своей воле, иначе бы не смогла так легко уговорить сестру сходить погулять по злачным местам! Ее бы не выпустили! Следили бы за ней!

Нет. Нет, нет и еще раз нет.

Она сюда ехала с единственной целью — выйти замуж!

В таком случае, ее поведение вообще ни на что не похоже…

Пожалуй, мне стоит притормозить немного и, в самом деле, воспользоваться тем, что между нами мир, для выяснения полной картины.

А то пока что одни белые пятна.

А я еще как с ума схожу рядом с ней. Ни о чем думать не могу, в маньяка превращаюсь.

Вот и сейчас, она лежит на мне, близко-близко, нежная, красивая такая, и я не хочу ничего другого, только задрать на ней подол и посадить на себя. Медленно. Томно. Не торопясь. Смотреть, как расширяются ее глаза огромные, когда она меня чувствует… Как белые зубки закусывают красные, натертые моей щетиной губки… Как она запрокидывает голову и стонет. Как бьется жилка у основания шеи, там, где я целовал ее, несдержанно оставляя следы страсти.

Ах, шайтан! Лежать становится совершенно неудобно, картинка перед глазами настолько яркая, что руки едва сами не начинают действовать, желая воображаемое сделать реальным.

Сумасшедшая женщина! Сносит мне голову!

Я обязательно сделаю то, что так хочу. Обязательно с ней это сделаю.

И не раз.

Но сначала — все же поговорю.

Да?

Азат. Разговор

— Ты есть хочешь?

Я ссаживаю Наиру с себя, встаю, поворачиваясь так, что скрыть то, насколько сильно мне хочется продолжить наше общение. В горизонтальном формате. Поправляю одежду.

Наира, кажется, этого не замечает, стыдливо опустив взгляд.

Тянет назад распахнутый мной, чуть ли не разорванный ворот платья, тонкие пальцы белеют на темной ткани…

Ловлю себя на том, что опять не могу взгляд оторвать, ругаюсь про себя. Кажется, наше невольное заточение делает меня одержимым. И так сложно себя сдерживать.

Нет, я, конечно, уверен, что нас вытащат, и скоро, но, похоже, тело решает, что надо как можно скорее получить необходимый допинг эндорфинов, серотонинов и прочих «инов», названия которых стерлись из памяти сразу после сдачи экзамена по биологии.

— Да, — тихо отвечает она, и я иду заниматься делом. Кормить мою нежную, красивую женщину.

Припоминаю высказывания кого-то из родни на этот счет. О том, что именно женщина должна заботиться от мужчине. И сейчас, если бы Наира была полностью нашей, местной, то сама бы попыталась за мной ухаживать. Я так думаю.

Но Ная — молоденькая, напуганная до ужаса девушка, которую я, тем более, неплохо так помял и сильно выбил из колеи еще и этим…

Да и нравится мне за ней ухаживать. Нравится что-то делать для нее. Новое для меня чувство, новая эмоция. Приятная.

Мне до этого было приятно ей покупать одежду, хотя подбором занимался, конечно же, не я. Поручил помощнику, а тот, насколько я знаю, задействовал свою сестру-кокетку… Но тем не менее, мне была приятна сама мысль, что я покупаю ей вещи. То, в чем она будет ходить… Мне хотелось, чтоб она была довольна. Я даже специально заострил на этом внимание помощника…

Вот ведь шайтан! И где они все, в конце концов? Мы здесь уже больше суток сидим! Это непозволительно долго!

Колет остро и жестоко мысль, что нас… Не ищут. Похоронили…

Колет — и тут же пропадает.

Нет, такого не может быть.

Я знаю Рашидика, он не угомонится, пока не найдет признаки того, что я погиб. Пока не найдет тела.

Так что нас точно ищут. Наверно, возникли непредвиденные обстоятельства…

Я грею на свече маленькую жестяную кружку с водой, потом завариваю быстрорастворимую лапшу.

Отношу пластиковый контейнер Наире.

— О… — она с удовольствием вдыхает пар, идущий от лапши, — как вкусно…

Начинает есть и спохватывается:

— А ты?

— Я не хочу пока, — отвечаю спокойно и отхожу в сторону нашего импровизированного стола.

Есть я хочу зверски, но лапшу надо экономить. Неизвестно, сколько нам придется здесь еще просидеть.

Наире надо, она — нежная и хрупкая.

А я — переживу уж точно.

— Ная, расскажи о своей семье, — прошу ее, после того, как она заканчивает есть.

Моя жена настороженно смотрит на меня, подбирается, как кошка. Глаза на бледном лице кажутся огромными.

— Что ты хочешь узнать? — помедлив, спрашивает она.

— Все, — нарочито лениво пожимаю плечами, — чем занимается твой отец, мать? На каком факультете ты училась? Почему?

— Слушай, Азат… — она начитает отвечать медленно и раздумчиво, — я не хочу опять возвращаться… Ты же не собираешься меня… Отпускать?

Она с ума сошла? После всего, что тут было у нас, она про «отпускать»?

Ярость топит сильно и неконтролируемо.

Как она вообще про это может говорить? Как она…

Да она же теперь — моя! Совершенно моя! Как можно этого не понимать? Их там, в Европе, что, совершенно ничему не учат?

Видно, мой взгляд выдает мое внутреннее состояние, потому что Наира пугается, бледнеет и отшатывается от меня, боязливо поджимая голые ноги под себя.

Я смотрю на мелькнувшие из-под подола круглые коленки, потом перевожу взгляд на тонкие пальцы, сжимающие ворот платья… Она тяжело сглатывает, и теперь все мое внимание на хрупком горле.

И выше — на пухлых, зацелованных губах.

Она сейчас настолько моя, что удивительно, как вообще ей в голову приходят настолько идиотские мысли.

— Послушай, — торопливо начинает шептать моя, моя! жена, — послушай… Я не то хотела… Понимаешь, я просто не могу вот так… Я же… Я учиться хотела… И работать… У себя, в Стокгольме…