Город - Екатерина Береславцева

одной девчушки увидел двоих.

– Ида!

– Ну что, где твой восход, Вася?

– Сначала нужно завязать вам глаза!

– Хочу, хочу завязать нам глаза! Чур, мне первой! – Элли доверчиво подскочила к Васе.

– Ида, что с тобой, тебе не нравится моя идея? Ну хочешь, ты так иди…

– Ну что ты, Вася! – я заставила себя улыбнуться. – Какой же это сюрприз – с открытыми глазами, а? Главное, я очень удачно их не накрасила сегодня. А то бы, как пить дать, всё размазалось.

– Тебе вообще не нужно краситься, Ида! Вот я, к примеру, не заметил, что ты без косметики…

– Потому что мужчины вообще редко такие вещи замечают, правда, мамочка?

– Ты-то откуда знаешь, горе моё?

– А мне Олежка рассказывал.

– Какой ещё Олежка? – удивилась я.

– Ох, мама! – она отмахнулась. – Вася, завязывай же скорей, а то солнце пропустим!

– Да-да!

Он быстро и ловко обвязал вокруг головы моей дочери какую-то ткань и повернулся ко мне.

– Я не думал, что ты с нами пойдёшь, Ида… Могу предложить только свой шарф, если не возражаешь…

– Не возражаю, Вася.

Его пальцы дрожали, а сердце билось в три раза быстрее, чем обычно.

– Не туго, Ида?

– В самый раз. Надеюсь, ты нас не на руках понесёшь?

– Почему на руках?

– Не обращай внимания, Вась, это я пошутила. Неудачно. Ну что, в путь?

– Мам, а у тебя тоже снежинки в глазах летают? Или только у меня?

Не могу сказать, сколько мы шли. Я немного волновалась, поэтому через шаг вопрошала у дочери, не тяжело ли ей, не давит ли повязка, на что сначала слышала весёлые ответы, а потом только – угу да угу…

– Мам, я и не знала, что ты у меня такая болтушка! – наконец не выдержала она.

– Элли, разве так можно родной матери говорить?

– Вот мы и пришли! – весело прервал нашу перепалку Вася и остановился. Остановились и мы, каждая из которых держала в своей руке крепкую мужскую ладонь.

– Можно снимать повязку? – голос Элли звенел от предвкушения.

– Ещё минутку… – он сжал наши пальцы, или только мои? – Всё, теперь можно!

Вскрикнули с дочерью мы одновременно. И одновременно вцепились в руку нашего спутника, я – в левую, Элка в правую.

Мы парили над рекой. Нет, конечно, не буквально, но всё же как назвать это положение, когда под ногами был только прозрачный пол, за нашими спинами – стеклянные перила моста, а впереди, внизу и везде, куда дотягивался глаз, блестела и переливалась глубокая вода Арбузовки?

– Это что такое, что?! – кричала Элли, задыхаясь от счастья.

– Ох, Вася… – шептала я.

А над рекой, разбрызгивая во все стороны слепящие лучи, зарождалось солнце. Жизнь зарождалась. Она касалась всего вокруг – и этой глади речной, и полукружья мостов, виднеющихся вдали, и нас, застывших в немом изумлении – и пробуждала, и радость дарила, и восторг…

– Мне даже говорить не хочется, мам…

– Ты меня проняла!

Впрочем, надолго моего ребёнка не хватило.

– Вася, а как это устроено? Это что, хрусталь? Хрустальный пол – умереть не встать!

– Не хрусталь, конечно, хотя твоя версия мне понравилась. Это стекло особого вида, очень прочное. Такого моста нет больше нигде, только у нас в Арбузове. У нас вообще много чудес по городу разбросано, правда, Ида?

– Вась, а кто этот мост проектировал, знаешь? – я даже дышать перестала от волнения.

– Проектировал? – он задумчиво смотрел на меня. – Тебе это так важно знать?

– А тебе разве не интересно, кто придумал такое чудо?

– Я думаю, что тут не один человек работал, а целая команда… – он помолчал, а потом сжалился надо мной. – Ида, если нужно, я найду его имя. Ты ведь об этом хотела меня попросить?

– Ты всё понимаешь, Вася…

– Да, Ида. Я всё понимаю, – с тихой горечью отозвался он.

– Васенька, а другие ваши мосты тоже необычные? Мам, а помнишь, ты мне рассказывала о лестнице… Ну, Вась, давай ещё чуточку постоим, а?

– Идём, Элли, твоя мама замёрзла…

– Мам, возьми мою кофту, а я Васиным шарфом накроюсь, хорошо? Ну пожалуйста, взрослые, ну что вам, жалко?

– Ладно, только недолго. Ты забыла, что совсем недавно переболела? А тут ветер холодный… Вася, не нужно, зачем?

Но он уже накинул снятую куртку на плечи ребёнка и улыбнулся мягко. Ох, Вася, Вася, добрая ты душа!

Я встала рядом с ним и вгляделась в сияющую даль. Солнце поднялось ещё выше, тени стали резче и явственнее, и мосты, анфиладой высящиеся над рекой, из акварельно-размытых в чёткую графику обозначились.

Как же мне найти тебя, мастер мостов…

Глава 6

А вечером, как и уговаривались, мы вновь очутились в том же самом кафе, решив не искать больше ничего другого.

– А давайте теперь каждый вечер сюда приходить! – Элли смачно откусила кусок пирога. – Бде тут по бубе!

– Что? – рассмеялись мы с Васей.

– Мне тут по душе! – прожевав, подхватила она наше веселье. – А вам?

– И нам, – согласились мы в один голос.

И посмотрели друг на друга. От Васиного былого уныния не осталось и следа. Он, кажется, счастлив был в нашей компании и своим настроением заражал и меня. Что уж говорить о ребёнке, который готов веселиться без устали днями напролёт!

– Вася, а что ты нам завтра покажешь?

– Элли, это уже чересчур! У человека наверняка свои планы…

– Есть у меня одна идейка… – Вася задумчиво смотрел на Элли.

– Ура! Мам, а ты зато сможешь пойти на свой пленэр, правда, Вася? Мы не будем возражать!

– Не будем, – неуверенно поддакнул он.

Я улыбнулась.

– Ладно, завтра разберёмся!

Он довёл нас прямо до дома, как мы ни отнекивались от провожания. Но я уже поняла, что в некоторых вопросах Василий бывает очень упрям.

– Мам, я побегу котят своих проверю, как они без меня день провели?

– И как они до встречи с тобой жили, непонятно…

– Страдали, бедняжки, – хихикнула она. – До завтра, Вася!

Она поцеловала смутившегося Василия в щёку, сама смутилась ещё больше и помчалась во двор, с грохотом захлопнув за собой калитку.

– Ну что ж… – пробормотала я. – И я пойду. Спасибо тебе, Вася, день получился необыкновенный!

– Я рад, что ты вернулась, Ида.

– Ты знаешь, я ведь впервые в одно и то же место дважды приезжаю, раньше такого не случалось.

– Значит, что-то тебя тянуло сюда? – он спросил это без тени улыбки на лице.

– Тянуло, – я вскинула на него глаза. – Тянуло, Вася. Но я не могу сейчас…

Я схватила его за руку так внезапно, что он даже отшатнулся. Господи,