Никогда не разговаривай с чужими - Рут Ренделл

Они прошлись по нескольким пабам, а затем купили вино и осели в квартире Марка. Джон не собирался говорить с ним о Дженифер, но вино вмешалось в благие намерения и развязало язык. Позже, уже ночью, Джон рассказал все и не дождался сочувствия. Марк слишком эгоистичен, слишком эгоцентричен, чтобы почувствовать страдания других и переживать вместе, он ограничился выражениями типа «Забудь ее!» или «Порви с ней, наконец!». Возможно, такие советы воспринялись бы Джоном иначе, если прозвучали не сейчас, а позже, когда Джон был бы абсолютно уверен, что Марк забыл, что все это когда-то говорили ему самому. Забыл, даже если когда-либо воспользовался теми же советами. Джон был вынужден замолчать, чтобы Марк переключился снова на себя, Черри и на свои чувства к ней, на ее смерть и его одиночество, на свою несложившуюся семейную жизнь.

И, к своему стыду, Джон не рассчитал силы. Непривычно большое количество вина свалило его с ног, он заснул и всю ночь оставался у Марка. И с того времени — Джон понимал, что винить должен только себя, — он никак не мог отделаться от Марка. Марк же на самом деле считал само собой разумеющимся, что они проводят большую часть свободного времени вместе. Однако Джон не думал, что Марк это делал из-за особой к нему любви, скорее всего, Джон был просто ушами, которые выслушивали его откровения, голосом, который в нужном месте подавал реплики, живым существом вместо пустоты.

Он и сегодня не заговорил с ним о Дженифер. Ему казалось, что только пока он с Марком и, вероятно в меньшей степени, когда общается с покупателями на работе, он не думает о Дженифер. Он воображал, что имеет над ней власть, пока не развелся. За это время она писала ему дважды, письма совсем не походили на то, которое он получил, когда она просила о встрече в Хартлендских Садах. Первое было сдержанным, холодным, но второе — умоляющим. Джон ответил только на второе, однако отказался встретиться с ней и Питером Мораном, как она предлагала. Он вновь подтвердил свое намерение не давать ей развода.

Удивительно, но после того, как он отправил это письмо, сердце ныло реже. Решительные действия заставили поверить в свои силы, в то, что он может одержать победу. Этим утром, хоть девушка и не просила, Джон уложил синюю кожаную куртку в пакет и отправил с сопроводительным письмом, в котором писал, что уверен в ее возвращении к нему и что это только дело времени. Затем он занялся уборкой гостиной, отнес в чистку занавески и чехлы с кресел, а на обратном пути завернул на кошачью лужайку заглянуть в тайник под эстакадой.

Тайник оказался пуст. Сообщения не появлялись со времени, когда он нашел вторую записку с измененным в начале месяца шифром. Это было девятого апреля, день, когда он принял решение не давать развод. Чувствуя себя если не бодро, то, в конце концов, более уверенно, он пришел тогда к эстакаде и обнаружил записку, прочитать которую, конечно же, не смог. Поиски в Центральном доме книги Хачарда и в шести других его магазинах, в книжных лавках и у букинистов не увенчались успехом. Он так и не обнаружил среди авторов Брюса Партингтона. Но поиски морально успокоили его. И вот теперь записки перестали появляться. Не означало ли это, что тайником перестали пользоваться или случилось что-то более зловещее?

Изменилось еще кое-что. Под влиянием Марка он стал пить слишком для себя много. Он пил не крепкие напитки, а пиво и вино, но вина много, почти бутылку при каждой их встрече. Теперь в крайне уязвимые ночные часы он не думал и не мечтал о Дженифер, им овладевал тяжелый сон без сновидений.

Джон дотянулся до пустого стакана Марка, наполнил его и рассмеялся, так как ему показалось, что игрок в телевикторине дал весьма недвусмысленный ответ. Он еще не получил занавески из химчистки, и свет фар проезжавших мимо машин метался сначала по потолку, а затем будто стекал по стенам. Электрический камин работал на полную мощность. Развлекательная программа подошла к концу, и начался футбол. Марк потянулся за стаканом. Не собираясь добавлять в тарелки креветок и орешков, Джон развернул «Свободную прессу». У него давно вошло в привычку просматривать в ней колонку за колонкой. Ему хотелось отыскать в газете хоть какою-нибудь информацию, что дала бы ключ к разгадке действия группы, которую он назвал мини-Мафией. Возможно, это шайка наркодельцов, а может быть, эти люди связаны с бегами на ипподроме. Джон продолжал просматривать газету. Пропавший мальчик по имени Джеймс Харвилл все еще не найден, и теперь уж никто не верит, что он жив.

Марк смотрел футбол не более десяти минут и выключил телевизор, даже не спросив Джона.

— Свет фар ужасно раздражает, особенно на потолке, — сказал он. — Невозможно расслабиться. А почему у тебя нет занавесок или хотя бы жалюзи?

— Я же тебе говорил, они в чистке.

— Отдал бы в срочную, — проворчал Марк. Он сел на своего любимого конька — критиковать Джона. На этот раз он осуждал его за скупость. Нелепо экономить на каждом пенни, вот отсутствие занавесок тому подтверждение. И почему они каждый раз должны приносить банки с пивом и бутылки вина, когда можно было бы забить холодильник пивом и полку — бутылками, и почему…

Лицо Марка, хоть и симпатичное, приобрело брюзгливое выражение. Джон не в первый раз замечал кисло опущенные уголки рта, сжатые ноздри, глубокие морщины на лбу.

Он начал рассказывать о своем браке, непринужденно перейдя от неприятия скупости Джона к осуждению расточительности его бывшей жены. У Джона была в запасе еще одна бутылка вина, он пошел за ней на кухню и задержался у окна.

Сад за домом даже в этот унылый пасмурный вечер казался маленьким чудом. В приглушенном свете уличных фонарей от цветущих фруктовых деревьев исходило бело-розовое сияние. Маленький пруд походил на зеркало в каменной оправе. Под деревьями тюльпаны закрыли на ночь свои головки-бокалы, и сейчас рассмотреть, какого они цвета, невозможно. Но днем они радовали глаз ярко-розовыми, пурпурными, желтыми и золотистыми красками.

Джон достал из холодильника бутылку вина и вернулся в гостиную. Его нисколько не интересовало, там Марк или он ушел, как и не задевали его придирки. Вино сделало свое дело, приглушив остроту восприятия действительности. Джон снова развернул газету и продолжил лениво разыскивать какие-нибудь ссылки на банду или пользующийся плохой репутацией синдикат.

Но Марка выпивка никогда не смягчала.

— В конце концов, ты мог бы обратить свое внимание на то, что я тебе рассказываю?! Ты, возможно, единственный человек, которому я так широко открыл душу. В конце концов, огромная наглость предпочесть колонки этой местной газетенки.

— Извини, — рассеянно ответил Джон, лихорадочно соображая, не связаны ли с шифровками эти двое мужчин, которых днем раньше Государственный суд обвинил в хранении героина. Одного из них звали Брюс, правда, фамилия — Чамберс.

— О чем ты думаешь? — неожиданно задал вопрос Марк.

— Да так, ни о чем, — только и смог ответить Джон. Вряд ли то, о чем он действительно думал, заинтересует Марка. Лучше сказать что-нибудь, что доставит ему удовольствие. — Я только что вспоминал о Черри.

— Что? О чем ты вспоминал?